Перуновы дети - Юлия Гнатюк
Шрифт:
Интервал:
– На ампутацию? – переспросил медсестру.
Та хмуро промолчала, продолжая манипуляции.
Как всегда в решительный момент, в голове стало ясно, боль и слабость на время как бы замерли, выжидая.
– Так, – спокойным, но не допускающим возражения тоном произнёс Чумаков, – я никуда не поеду, никакой ампутации не будет!
– Но Евгений Викторович, он же…
– Позовите его, – потребовал пациент.
Разговор с главврачом и хирургом был непрост.
– Вячеслав Михайлович, милейший, – прикладывал руку к сердцу главврач, – мы сделали всё, что могли, но нельзя рисковать, гангрена. Вы же взрослый человек, сами понимаете, что это такое. Мы вытащили вас с того света, а теперь из-за ноги… всё может закончиться очень плохо!
Чумаков сжал руку врача.
– Евгений Викторович… Если мне удастся выкарабкаться, то целиком. А нет – что же, никто плакать не станет… Хотите, напишу отказ в письменной форме. Сами говорите, что я выжил чудом. Но где одно чудо, там может быть и второе, верно?
– Я вам не маг какой или чародей, чтобы чудесами заниматься, я врач и говорю со всей ответственностью: нужна операция! – теряя терпение, уже сердито отвечал Евгений Викторович.
Но Чумаков оставался непреклонным.
– Если уж на то пошло, – предложил хирург, – давайте хотя бы вскроем ногу и хорошо промоем её, там же… – Он повёл рукой в сторону распухшей ниже колена синей колоды, источавшей характерный гнилостный запах.
Чумаков, поколебавшись, согласился, но с условием, что процедуру будут производить без наркоза. «Не хватало, чтоб усыпили, а потом ногу оттяпали», – подумал про себя.
– Будет очень больно! – предупредил хирург.
– Потерплю, – ответил Чумаков, сцепляя зубы, когда его стали перекладывать с постели, чтобы везти в манипуляционную.
Пока ехали, настраивал себя, что любой ценой должен всё выдержать.
И он держался, когда икру левой ноги разрезали с трёх сторон почти во всю длину, когда промывали физраствором, накладывали швы, вставляли катетеры для оттока скапливающегося гноя. Отключился, только когда повезли назад в палату.
На следующий день к нему зашла тётя Дуся с пакетом в руках. Закрыв за собой дверь, достала из полиэтиленового кулька обычную пол-литровую банку с какой-то тёмно-бурой жидкостью. Широкой морщинистой ладонью с крепкими пальцами труженицы она легко сняла тугую капроновую крышку и, налив треть стакана, протянула Чумакову.
– На вот, сынок, выпей, страдалец ты наш! – неожиданно мягким тоном сказала тётя Дуся. – Нынче только и разговоров, как вчера тебе ногу без наркоза резали. А я утром сменилась, домой сбегала. Дай, думаю, отварчику ему сделаю, оно не повредит, а на пользу будет.
Чумаков покорно выпил, так как ему и впрямь было паршиво. Но, опустошив стакан, он застыл в изумлении: эффект узнавания сработал почти сразу: знакомый запах, вкус, ощущение горечи во рту… Он пил это во сне или в бреду, когда белый старик поил его из чаши, называя каким-то древним красивым именем. Но ведь тогда у него была горячка, а здесь… Здесь вполне реальная тётя Дуся сидит перед ним, ставит на тумбочку пол-литровую банку.
– Как только пить захочется, воды не пей, а отпивай отвар понемножку. Я потом ещё принесу, чтоб на ногу прикладывать, заживать будет быстрее…
Она встала:
– Ладно, пойду, некогда рассиживаться.
– А что это за отвар? – успел спросить Чумаков.
– Из трав разных. Тут и зверобой, и деревей, и полынь – всего двенадцать наименований. Моя бабушка нас всегда травами лечила, кое-что запомнилось. Ну, отдыхай! – И тётя Дуся ушла.
Чумаков лежал в растерянности, недоумевая, каким непостижимым образом могло смешаться в стакане травяного отвара далёкое прошлое или, скорее, бред о далёком прошлом и живое настоящее. Пока не было сил осмыслить всё это. Может, потом, когда прояснится затуманенный и воспалённый мозг, он во всём разберётся. «Когда в сече внутри меня Жива одержит верх над Марой», – невольно подумалось образами, пришедшими из состояния забытья.
«А ведь старик прав! – удивлённо сказал сам себе Чумаков. – Ты давно пришёл в сознание, соображаешь, что и как, и лежишь пластом, не проявляя воли к выздоровлению и спасению той же ноги. Давай, работай!»
Изломанный, растерзанный, сложенный и заштопанный врачами Чумаков должен был, как Мюнхгаузен за волосы, вытягивать себя и учиться всему заново: держать ложку, карандаш, просто сидеть, управлять движением рук и ног. Первым этапом, когда он ещё не мог вставать, была в основном психологическая тренировка. Он уходил в медитацию: то совсем лёгкую, поверхностную, то глубокую, до полного отрешения. Выполнял разные стили дыхания из йоговской пранаямы. Тренировал чувствительность пальцев, ладоней, напрягал и расслаблял мышцы, гонял по телу энергетический шар, заставляя его прочищать и восстанавливать разорванные сосуды и ткани. Вспоминал при этом науку Валентина Дикуля о том, что воля человека и система определённых тренировок способны прорастить нервные окончания даже в сломанном позвоночнике и восстановить его функции, не говоря уже о костях, мышцах, суставах.
Существовала некая закономерность, которую Чумаков однажды вывел для себя и многократно проверил практикой: для достижения какого-либо результата следует ясно и чётко представить себе конечную цель, а затем умозрительно соединить исходную точку с конечной, как бы задавая движению общее направление. Но ни в коем случае не пытаться идти напролом, только общее направление! Тогда обстоятельства складываются в различные, порой самые непредсказуемые варианты, но в конце концов выходит так, как нужно. Чумаков назвал это «упорядочиванием хаотичности» или «законом целенаправленности». Он открыл, что этот закон действует во всех сферах: касается это общественных отношений, творческого или научного поиска, абстрактных понятий или конкретного человеческого организма. Чумаков знал, что надо захотеть быть здоровым и дать организму задание на излечение. Как именно это будет происходить – не имеет значения. Более того, пытаясь вмешаться в сложнейшие психофизиологические и химические процессы, происходящие внутри, – сколько чего какие органы должны выработать и куда направить, – можно только нарушить их гармоничную согласованную работу. Важна общая команда, а организм сам решит, как лучше её выполнить, исходя из имеющихся резервов. Нужно только удерживать цель в поле зрения и подпитывать процесс своей энергетикой до его конечного завершения. И конечно, работа: постоянные тренировки, растяжки, разминки.
Гораздо позже, когда дело пошло на поправку, Евгений Викторович признался, что считал шансы Чумакова выжить после отказа от ампутации минимальными.
– Хотя, знаете, – говорил он, – для меня, врача с немалым стажем, человек стал гораздо большей загадкой, чем когда я был начинающим медиком. Иногда объективно здоровые и сильные люди погибают от несерьёзных, казалась бы, болезней и ран. А иногда бывает как с вами. Человек выкарабкивается вопреки всему, словно ему с той стороны подставляют лестницу…
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!