Темный рай - Тэми Хоуг

Шерон радостно улыбнулась:

— О да, маленькая принцесса, это для тебя! — Она присела на край кровати и принялась покручивать рукоять ножа между ладонями. — Я не могу позволить тебе увлечь Брайса. Я соглашалась делить его с тобой, но увести от меня не дам. Так же, как не дала сделать это Люси. Ты его не получишь. Он всегда принадлежал мне. И я не допущу, чтобы его одержимость изменила такое положение дел.

Стремительным движением Шерон сгребла подол футболки Саманты, поднесла к ней нож и рассмеялась, увидев реакцию своей жертвы, вытянувшейся всем телом и пытавшейся кричать забитым кляпом ртом.

— Еще не время. — Проткнув ножом ткань футболки, Шерон разрезала ее от горловины до основания. Взгляд ее, холодный, гипнотизирующий, немигающий, как у змеи, застыл на теле Саманты. — Я еще не позабавилась, — прошептала Шерон, обнажая груди девушки. Они были небольшими и красивыми. Шерон подумала, не срезать ли эту грудь. — Я хотела разделить тебя с Брайсом, но он не пожелал. Считает, что ты слишком для этого чиста. «Нетронутая»! — Шерон презрительно фыркнула, и рот ее злобно перекосился. — Его маленькая девственница. Ты уже не будешь, «нетронутой», когда я кончу с тобой. Ты не умрешь «нетронутой».

Отложив нож в сторону, Шерон встала и разделась. Слезы текли по щекам Саманты, пока ею наслаждалась кузина Брайса. Саманта старалась не рыдать, потому что кляп душил ее и потому что голова от рыданий еще больше гудела, но она не могла удержаться от слез. В этот кошмар Саманта угодила по собственной вине. Если бы только она не связывалась с компанией Брайса… если бы знала свое место…

…Саманта, подумай, что ты делаешь! Ты — не из их числа…

Ей казалось, что она может на время приобщиться к шикарной жизни, пожить так, будто представляет собой нечто особенное. Но Саманта не была Золушкой, а жизнь — не волшебная сказка. Да ей никогда и не нужна была сказка. При этой мысли у Саманты защемило сердце. Все, что ей было нужно, — это Уилл, семья и дом. Саманта плакала над своей маленькой, разбившейся мечтой и над падением, которое заставляла ее совершать своими действиями Шерон Рассел.

— Теперь ты испорчена, маленькая девственница, — сказала Шерон, поглаживая бедра Саманты. Плечи у Шерон были широкими и угловатыми, как у мужчины. Под кожей не было ни грамма лишнего жира — только мускулы и сухожилия. Шерон взяла нож с прикроватного столика. — Испорчена, а еще станешь уродиной.

Шерон приставила острие ножа к щеке под правым глазом Саманты и принялась медленно давить. Впившись зубами в кляп, Саманта изо всех сил старалась унять сотрясавшую тело дрожь. Она видела лишь игравшее перед глазами лезвие. Острие слегка вошло в нежную плоть, и Саманта всем телом вжалась в матрац. Ее обуял животный страх. Пот градом катился по лицу. Она ощущала этот запах собственного страха гораздо сильнее, чем резкий запах мочи и исходивший от Шерон приторно-сладкий аромат духов.

Истязательница громко расхохоталась:

— Ты ведь станешь уродиной, если я выколю тебе глаз? Тогда Брайс тебя не захочет. Он любит только красивые вещи. Прекрасные, как ты со своими длинными черными шелковистыми волосами.

Лицо Шерон исказила жуткая гримаса бешенства. Она резко ухватила прядь волос Саманты и, дернув на себя, намотала ее на запястье. Саманта зажмурила глаза, в которых свет потемнел от боли. Казалось, Шерон выдернет волосы из головы вместе со скальпом, но мучительница лишь срезала их у основания резким взмахом острого как бритва ножа.

Саманта испытала облегчение, когда была срезана последняя прядь волос и Шерон прекратила дергать ее голову. Она старалась не думать о том, что волосы были для нее одним из немногочисленных предметов гордости, не вспоминать о том, как любил Уилл играть ими в постели. Она старалась вообще не думать об Уилле. Ни о чем не думать. Может быть, если она перестанет думать, то перестанет существовать? Станет невидимой, и кузина Брайса с сумасшедшим, кровожадным блеском в глазах потеряет к Саманте интерес и уйдет?

Саманта отчаянно молилась, чтобы это произошло. Она молилась о том, чтобы вырваться из этого кошмара. Молила о чуде.

Ответа не было.

Склонившись над Самантой, Шерон прошептала ей в ухо:

— Нет больше прекрасных волос, маленькая принцесса. Нет больше красивого лица… — С этими словами она полоснула ножом по правой щеке Саманты.

* * *

Сидя в кабине своего джипа выпуска 1979 года, Орвис Слокам мучился тем, что было для него редкостью, — угрызениями совести.

Почти во всем, что случалось в его жизни неприятного, Орвис обвинял кого угодно, но только не себя. И в том, что Орвис угодил за решетку, он тоже не был виноват. В этом были виновны: напарник, полицейский, истец, общественный обвинитель, судья — все, кто не уважал Орвиса только за то, что он — Слокам, в чем Орвис также не был повинен.

Он сожалел о многих вещах (не в последнюю очередь об участи быть рожденным Слокамом), но если говорить о сожалении по поводу потерянных работ, то тут Орвис более всего печалился о потере места на ранчо «Старз-энд-Барз». Рафферти были хорошими людьми. Уилл знал толк в том, как можно весело провести время, и всегда был дружелюбен: он никогда не присматривал за Орвисом только потому, что тот — Слокам. Джей Ди был грубой скотиной, но всегда справедлив и относился к тому типу мужиков, которыми другие мужики могут только восхищаться. В школе Джей Ди учился тремя классами старше Орвиса, и Слокам смотрел на Рафферти чуть ли не с благоговением. Вокруг Джея Ди постоянно существовала аура, он всегда был сильнее и умнее всех своих сверстников. Рафферти, казалось, никогда не сомневался в собственной правоте, что для Орвиса, постоянно поступавшего не так, как надо, являлось настоящей мистической загадкой. Да, Орвис искренне сожалел о том, что Джей Ди, на которого он работал не покладая рук, выставил его за то, что он вовремя не перекрыл ирригационную систему (в чем, естественно, опять же его вины не было). Однако сожаления Слокама несколько поутихли после того, как его сразу же после выхода из тюрьмы принял на работу мистер Брайс. Он действительно хорошо платил, и на его ранчо не было тяжелой, изнурительной работы. В то время Орвис считал себя очень сообразительным. Еще бы: только вырваться из тюряги и тут же отхватить работенку у самого большого богача в округе и при этом получать как минимум вдвое больше, чем на любом другом ранчо. Ну, разве он не смышленый молодец?

Однако очень скоро все обернулось для Орвиса самым печальным образом. Люди Брайса относились к нему как к последнему паршивому псу. Все фермеры и рабочие с ранчо в окрестностях Нового Эдема ненавидели мистера Брайса, и ненависть их распространялась на работников приезжего толстосума. Кроме того, Орвису приходилось исполнять обязанности, которые были ему очень не по душе.

В круг обязанностей Слокама входил уход за охотничьими собаками: кормежка, поддержание хорошей формы, присмотр за псами во время охоты. Казалось бы, достаточно просто, но очень скоро Орвис выяснил, что Брайс и его приятели-снобы не были спортсменами, а животные, на которых они охотились, никогда не водились в Монтане. Львы, леопарды и весь набор экзотической живности, которую Орвис видел лишь на страницах журнала «Дикая природа».