Не сотвори себе врага - Алексей Калугин

– И ты не оставил себе ни одного экземпляра?

– Ни одной страницы.

Чиркнув зажигалкой, Зараев поднес слабый голубоватый, трепещущий на ветру язычок пламени к расплывшемуся по бумаге бензиновому пятну.

Пламя мгновенно охватило бумажную груду.

– Ну вот и все, Валя, дело сделано, – с удовлетворением произнес Зараев.

– Последний, традиционный вопрос. – Корреспондент щелкнул клавишей диктофона. – Как вы намерены распорядиться премией?

– Надо погасить кредит. А если что-нибудь останется, попробую выкупить у «Свана» «Живое Слово».

Старбор Хим знал практически все о птицах и ровным счетом ничего не смыслил в музыке.

О музыке он вспомнил после того, как получил посылку из Энейского орнитологического общества. Внутри термостатированного кейса, в идеально подогнанных по размеру ячейках из амортизирующего пластика лежали четыре маленьких бледно-розовых яйца пересмешника.

Энейский пересмешник – небольшая, далеко не самая красивая птица с серым опереньем, маленьким хохолком и крошечным изумрудным пятнышком на шее – пользовался невероятной популярностью среди коллекционеров и просто любителей птиц благодаря своей поразительной способности к звукоимитации. Пересмешник умеет воспроизводить практически любые звуки, которые слышит, – от шелеста прибоя до рева двигателей стартующего космического корабля. В первые годы колонизации Энеи пересмешники вывозились с нее в огромных, никем не контролируемых количествах, что и поставило их в скором времени на грань вымирания. Пересмешники были занесены в Галактическую Красную книгу, и защитой их занялся Экологический центр Галактической Лиги. Но не покидающие своих кресел кабинетные работники из центра были бессильны против бесчисленных полчищ браконьеров, наводнивших Энею, и численность пересмешников продолжала катастрофически сокращаться. Так продолжалось до тех пор, пока за дело не взялись энтузиасты из Энейского орнитологического общества. Именно им, прибегая порой к весьма жестким мерам, удалось остановить вал браконьерства и стабилизировать численность пересмешников. Их же усилиями на уровне всей Лиги был принят закон об ответственности за несанкционированный вывоз с планеты как самих птиц, так и их яиц.

Химу удалось заполучить яйца пересмешника, используя свой банковский счет и свою, несомненно, заслуженную известность как коллекционера редких птиц. Даже орнитологи-профессионалы приезжали к Химу, чтобы полюбоваться его великолепным питомником и получить квалифицированную информацию по содержанию и разведению того или иного вида.

Поместив яйца в инкубатор, Хим отправился в Сити-холл, где вечером должно было состояться выступление Курта Вагриса. Имя знаменитого саксофониста Хим впервые услышал в утреннем выпуске всемирных новостей, где его назвали великолепным музыкантом и виртуозным исполнителем классических джазовых пьес.

Хим не стал дожидаться начала концерта, а прямиком прошел за кулисы. Войдя в комнату, где готовился к выступлению музыкант, он сел в кресло, закинул ногу на ногу, небрежным жестом бросил на столик свою визитную карточку и без какого-либо вступления приступил к изложению своей идеи.

Идея Хима сводилась к тому, чтобы, используя способности энейских пересмешников к звукоимитации, обучить каждую из птиц голосу одного определенного инструмента, а затем составить из них квартет.

Вагрису затея показалась забавной, и он обещал помочь с выбором и подготовкой музыкального материала.

Музыкант разложил на четыре инструмента регтайм Скота Джоплина «Артист эстрады» и записал на отдельные диски партии пианино, контрабаса, кларнета и трубы.

Прослушав записи – и всей композиции в целом, и каждого инструмента в отдельности, – Хим пожал плечами, оставшись не слишком довольным выбором Вагриса. Однако возражать не стал, сочтя, что профессионалу лучше знать, чему проще научить его птичек, которые уже со дня на день должны были проклюнуться из скорлупы. Будучи человеком разумным, Хим прекрасно понимал, что нет смысла спорить со специалистом в области, которая для него самого оставалась недоступной.

Птенцы энейского пересмешника полностью покрываются оперением только на десятый-двенадцатый день, однако уже с первого дня своего рождения они, еще не умея летать, проворно лазают по веткам деревьев, сами себе добывая пропитание: фрукты и мясистые черенки молодых листьев.

Едва четверо птенцов Хима появились на свет, как тут же каждому из них был предоставлен собственный звукоизолированный вольер. С самого рождения им не суждено было услышать ни единого звука, кроме голосов тех инструментов, копировать которые они должны были научиться.

Хим не мог нарадоваться успехам своих питомцев. Уже через месяц любому из них достаточно было услышать равномерные щелчки метронома, звучание которого начинало и сопровождало каждую запись, чтобы точно, без осечки самому повторить всю партию.

Спустя еще месяц Хим решил, что пора устроить первое совместное выступление крылатых солистов. Курт Вагрис был приглашен в качестве критика.

В просторном вольере были установлены два кресла для слушателей.

– Итак? – Хим вопросительно посмотрел на Вагриса.

Музыкант наклонил голову, давая понять, что готов.

Хим нажал кнопку на дистанционном пульте управления, и через четыре открывшиеся окошка в вольер влетели пересмешники.

Впервые увидевшие друг друга птицы удивленно загалдели, рассаживаясь на приготовленные для них жердочки. Они возбужденно хлопали крыльями, перебирали лапками, топорщили маленькие серые хохолки на головах.

Дождавшись, когда сумятица первой встречи несколько улеглась, Хим включил метроном.

Птицы завороженно замерли. Равномерный отсчет щелчков метрономом был для них все равно что взмах дирижерской палочки для музыкантов. Мгновенно затих многоголосый бессвязный шум, сопровождающий настройку инструментов.

У птицы, сидевшей с левого края, встопорщились зеленые перышки на горле, и, повинуясь невидимому дирижеру, неторопливо и размеренно зазвучало пианино. Защелкала клювом другая птица: ритм, заданный клавишными, поддержал контрабас. Через некоторое время в нужном для них месте вступили кларнет и труба.

Восторг переполнял Хима, распирал его, готов был вырваться наружу и сдерживался только колоссальным усилием воли, боязнью того, что посторонний звук может помешать, сбить с ритма необыкновенных музыкантов. Его оркестр звучал! И как звучал! Хим ничего не понимал в музыке, но, покосившись на Вагриса, он увидел, что музыкант сидит на самом краешке кресла, весь подавшись вперед, судорожно вцепившись пальцами в подлокотники. «Даже его зацепило!» – с гордостью подумал Хим.

Он откинул голову на спинку кресла, прикрыл глаза, губы его расплылись в блаженной улыбке. Хим наслаждался своей удачей. Кто-нибудь другой на месте Хима сделал бы с птичьим квартетом роскошное, дорогостоящее шоу, но Хим будет показывать своих питомцев только коллегам-орнитологам как занятный казус. Его не волновали ни деньги, ни слава – чувство отлично выполненного дела было для него главным источником удовольствия.