Спутники Волкодава. Путь Эвриха - Павел Молитвин

Справедливости ради следовало признать, что ни один из наев, накаров и сотников не позволил себе разговаривать с Хурманчаком непочтительно, и если он решится вести войска на юг, все они с радостью последуют за ним, как стая волков за вожаком, и растерзают всякого, кто позволит себе усомниться в его праве носить титул Хозяина Степи. Но, поскольку делать этого Энеруги не собиралась, исход грядущего совета внушал ей серьезнейшие опасения.

На предыдущих, далеко не столь многочисленных советах ей и ее сторонникам удавалось смирять страсти, отправляя наиболее нетерпеливых наев приводить к покорности племена, кочующие на окраинах Вечной Степи, и усмирять горцев, не желавших мириться с потерей рудников. Однако после покорения Вечной Степи, после того как горцы укрылись в неприступных долинах, а все приморские города были захвачены, разросшееся войско Хурманчака осталось не у дел. Предвидевший это Имаэро давно уже силился убедить взявшихся за оружие степняков вернуться к своим табунам и стадам, но сделать это оказалось не так-то просто. Точнее говоря, сделать этого до сих пор не удавалось вовсе, ибо несколько расформированных тысяч, вместо того чтобы вернуться к шатрам и юртам своих соплеменников, превратились в действующие на свой страх и риск шайки головорезов, занявшихся грабежом и разбоем. Причина происходящего заключалась в том, что наи, тысячники и сотники Хурманчакова войска, вернувшись в родное племя, неизбежно должны были попасть под власть нангов и совета старейшин и, естественно, никакие доводы не могли убедить их, будто при этом они ровным счетом ничего не потеряют.

Несколько иным было положение тех, кто, сделавшись наем, оставался в то же время и нангом или командовал гарнизонами в захваченных приморских городах, и на их-то содействие Энеруги с Имаэро и рассчитывали больше всего. Однако и с ними, как выяснилось, все обстояло не так просто, как надеялись сторонники превращения империи степняков в мирное государство. Что касается наев, все еще остававшихся нангами, то они, при первой же возможности, постарались бы вывести свои племена из-под власти Хурманчака. Жили, дескать, без него прежде, проживут без Хозяина Степи и впредь. Вынужденные некогда присоединиться к нему, они не нуждались в империи и, дай им волю, охотно растащили бы ее на части.

Наям, поставленным Хурманчаком правителями приморских городов, незачем было идти на Саккарем — от добра добра не ищут. Но они, оказывается, опасались, что соратники, не получившие столь завидных постов, не успокоятся, пока не сместят их или не получат иной жирный кус, урвать который можно было лишь на землях Благословенного Саккарема. Командирам гарнизонов, оставленных в Дризе, Фухэе и прочих городах, было решительно все равно, чем кончится поход на юг: в случае победы никто не станет посягать на их место под солнцем, а в случае поражения посягать на него будет некому. Словом, как бы ни развивались события, они предпочитали видеть Хозяина Степи подальше от вверенных им городов, хотя и уверяли, что пекутся лишь о процветании империи. Таким образом получалось, что государство, которое Энеруги мечтала превратить в оплот мира и спокойствия, на поверку не могло существовать без войны, как не может гореть костер, если в него постоянно не подкладывают сухие дрова.

Сидя в высоком, стоящем в торце зала кресле, помещенном на невысоком подиуме, Энеруги терпеливо слушала своих соратников, все больше и больше убеждаясь в том, что на Зимнем совете наев им с Имаэро в лучшем случае удастся отложить поход на Саккарем до весны, но и это представлялось ей весьма маловероятным. Впрочем, если дела пойдут уж очень скверно, Имаэро введет во дворец «беспощадных», и те силой убедят наев исполнять ее приказы. О том, какие последствия это вызовет, ей даже думать не хотелось, и все же девушка продолжала придерживаться принятого некогда решения, что заваренная ее братцем вместе с Зачахаром кровавая каша не должна выплеснуться за границы Вечной Степи…

Стоявшая перед ведущей на возвышение лестницей группа наев и тысячников с поклонами отошла к левой стене зала, а пока новая дюжина удостоенных беседы с Хозяином Степи командиров занимала место перед троном, приблизившийся к нему сзади чиновник прошептал на ухо Хурманчаку:

— Косторез пришел во дворец и заявляет, что ему необходимо немедленно повидать Хозяина Степи. Он говорит, что речь идет о жизни и смерти, и умоляет принять его до того, как начнется совет наев.

— Этого только не хватало! — процедила девушка сквозь зубы. Она собиралась встретиться с Батаром вечером, но никак не сейчас! Что он себе позволяет! И чего ради она должна верить разговорам о неотложном деле? Все, кто желает ее видеть, считают почему-то, что именно их дела не терпят отлагательств! Терпят, да еще как терпят, и Батару придется в этом убедиться на собственном опыте… — Проводи его в Яшмовые покои, пусть подождет меня там. Быть может, у меня найдется время побеседовать с ним после совета, но никак не раньше.

«Вечно бодрствующий» бесшумно скрылся в находящемся за троном дверном проеме, а Энеруги устремила взор на группу тысячников, накаров и сотников, прибывших в Матибу-Тагал с северных отрогов Самоцветных гор. Всех их она знала в лицо, но имена помнила только двоих: маленького юркого Баппац-ная и верзилу Кабукэна. Приведенная ими с собой высокая стройная девушка с закрытым полупрозрачной накидкой лицом была, конечно же, рабыней или очередной невестой…

— Удачи и многих лет славного владычества Хозяину Степи! Да пребудет с ним милость Великого Духа! — басовито прогудел Кабукэн.

Товарищи его преклонили колена и вразнобой принялись выкрикивать слова приветствия:

— Слава Энеруги Хурманчаку! Кодай — Хурманчи! Урагча Хурманчи! Кодай! Кодай!..

Хурманчак благосклонно кивнул, дозволяя наям подняться с красного ковра.

— Соизволит ли Хозяин Степи принять заверения в нашей верности и вечной любви? Дозволит ли он поднести ему скромные наши дары?

Хурманчак вновь склонил голову, покосившись на сложенные подле трона подношения своих военачальников, подумав, что блещут они чем угодно, кроме разнообразия.

По знаку Кабукэна двенадцать воинов, огибая спутников его справа и слева, медленно двинулись к трону. Первые двое несли на парчовых подушках изогнутые мечи в сверкающих ножнах, украшенных драгоценными каменьями. За ними следовали двое с копьями, потом со щитами, кувшинами, луками и шкатулками. В кувшинах была арха, которую Энеруги отдавала обычно телохранителям-уттарам, в шкатулках — специи, которые шли прямиком на дворцовую кухню. Дареным же оружием она в конце концов награждала отличившихся наев и тысячников.

Подождав, пока воины разложат дары справа и слева от трона, Энеруги, поднявшись на ноги, произнесла несколько благодарственных слов, удивляясь, почему ее подданным не придет в голову порадовать ее, например, красивой одеждой или статуэтками, изящной посудой, чем-нибудь, представлявшим для нее лично хоть какой-то интерес? Впрочем, девушка, приведенная ими, предназначена, без сомнения, лично Хурманчаку, и это был, пожалуй, самый бесполезный дар, требовавший к тому же наибольшего внимания.

Для поддержания легенды о несравненной мужской мощи Хозяина Степи во дворце держали трех бездельников, которые в полной темноте совершали за него ту самую работу, которую он, по понятным причинам, исполнить никоим образом не мог. Сложностей с рабынями не возникало — еженощно посещаемые тремя отобранными за свою неутомимость и умение держать язык за зубами юношами, они получали все, о чем только могли мечтать, и исправно разносили по Матибу-Тагалу слухи об удивительной ненасытности своего господина. Значительно больше хлопот доставляли красивые дочери накаров, сотников и полусотников, которых те желали уложить в постель с Хозяином Степи. Дев этих, ежели Хурманчак не захочет назвать их своими женами, чего он, разумеется, делать не собирался, следовало после недолгого пребывания во дворце выдать замуж за достойного человека и снабдить соответствующим приданым. Поначалу подыскивать мужей для редкостных красавиц — только такие и допускались пред светлые очи Энеруги — доставляло ей истинное удовольствие, но со временем она стала тяготиться этой обязанностью — угодить взыскательным женихам и уж тем более самим девицам и отцам их было весьма затруднительно…