Умри завтра - Питер Джеймс

Тиллинг решил, что немка повезет Симону в один из двух бухарестских международных аэропортов. Скорее всего, в самый крупный – Опени, куда он первым делом и направился. Однако их там не было. Пришлось пробиваться к другому. Жизненно важно связаться с комиссаром, чтобы задержать женщину с девочкой или хотя бы не выпускать их из страны.

Машины на дюйм сдвинулись, снова остановились. Тиллинг резко тормознул, чуть не врезавшись в хвост лимузина. Снова набрал номер Константинеску. На сей раз тот ответил:

– Да?

– Это Йен Тиллинг. Как дела?

– Мистер Йен Тиллинг, мой друг! Кавалер медали Британской империи за заслуги перед румынскими бездомными! Чем могу помочь?

– Прошу об одолжении, срочно.

Послышался глубокий вдох. Тиллинг предположил, что собеседник закуривает сигарету, и максимально быстро и доходчиво описал ситуацию.

– Знаете, как зовут эту немку?

– По сведениям английской полиции, Марлен Хартман.

– Не знаю такую. – Константинеску хрипло закашлялся. – А девчонку?

– Симона Иримия. Вы мне обещали ее отыскать, помните? Я надеялся.

– А…

Тиллинг услышал, как открывается ящик стола, в который комиссар сунул фотографии и набор отпечатков.

– Как пишется?

Тиллинг терпеливо продиктовал по буквам имя и фамилию Марлен Хартман и дал подробное описание Симоны.

– Сейчас же в аэропорт позвоню, – заверил Константинеску. – Найдут либо у билетной кассы, либо на паспортном контроле. Значит, немку подозревают в незаконном вывозе людей, так? Вы туда направляетесь?

– Да.

– Перезвоню, сообщу фамилию офицера, к которому надо будет там обратиться. Идет?

– Спасибо, Раду. Высоко ценю вашу помощь.

– Скоро встретимся, выпьем, обмоем вашу побрякушку, ладно?

– И не по одной! – ответил Тиллинг.

Чем дальше «мерседес» продвигался к городской окраине, тем свободнее становилась дорога. Марлен Хартман снова взглянула в заднее стекло. К ее облегчению, фары машины, шедшей за ними последние сорок минут, угасли в снежной пелене.

Симона уткнулась лбом в холодное стекло, прижав к щеке Гогу, глядя сквозь снег, как городской пейзаж постепенно уступает место обширному пустому темному ландшафту лунного цвета.

Марлен удобней устроилась на сиденье, открыла ноутбук, принялась просматривать электронную почту. Их ждет долгая дорога, на всю ночь.

Линн не любит зимние месяцы, потому что приходится уходить из офиса в темноте. Но сегодня перед стоящим на улице автомобилем Реджа Окумы она радуется, что уже темно, хотя машину ярко освещают уличные фонари. Даже в пятидесяти ярдах слышна музыка из динамиков вместе с выхлопами из трубы.

Старый темно-коричневый БМВ оттенка коровьей лепешки не впечатляет, хотя и с тонированными стеклами. Дверца перед ней распахнулась, она чуть помедлила в нерешительности, гадая, не совершает ли чудовищную ошибку. Отчаянно нужны деньги, которые он обещал принести. Оглянувшись вокруг, не видит ли кто-нибудь из коллег, Линн скользнула на переднее сиденье и поспешно захлопнула дверцу.

Внутри хуже, чем снаружи. Грохот динамиков физически сотрясает мозги. Болтающиеся на зеркале игральные кости из искусственного меха тоже трясутся. Вдоль приборной доски тянется полоса голубых светящихся лампочек, которые она сначала приняла за рождественское украшение, потом сообразила, что Окума просто видит в них шик.

Густой аромат мужского одеколона еще надоедливей музыки.

Однако сидевший в машине мужчина оказался приятным сюрпризом. Созданный ею мысленный образ, сложившийся из Роберта Мугабе и Ганнибала Лектора, оказался совсем далеким от действительности. По-настоящему симпатичный мужчина, приближающийся к сорока, источает силу и уверенность. Стройный, гибкий, коротко стриженный, модно одетый в черную куртку поверх черной футболки. На пальцах, правда, слишком много колец, на одном запястье свободный массивный золотой плетеный браслет, на другом часы размером с солнечные.

– Линн! – воскликнул он с широкой улыбкой и неуклюже попытался чмокнуть ее.

Она столь же неловко уклонилась.

– Целый день только о тебе и думал. А ты, моя радость?

– Деньги принесли? – перебила она Окуму, поглядывая в окно, опасаясь, что кто-нибудь из коллег пройдет мимо, увидит.

– Как вульгарно говорить о деньгах во время романтического свидания!

– Поехали, – приказала она.

– Нравится машина? Развивает высокую скорость. Не «феррари», да? Пока нет. Но будет.

– Очень рада за вас, – бросила она. – Поедем?

– Дай сначала на тебя посмотреть. – Он повернулся, уставился на нее. – Ох, во плоти еще прекраснее, чем в мечтах!

Наконец, сжалившись, нажал на газ, и машина рванулась вперед. Линн оглянулась на заднее сиденье, увидела холщовый банковский мешок, схватила, положила себе на колени. Через секунду почувствовала на бедре хваткую сильную руку.

– Сегодня у нас будет чудный секс, моя сладость!

Остановились в длинной шеренге машин у светофора, и Линн заглянула в мешок, набитый пятидесятифунтовыми бумажками в перехваченных резинками пачках. Много.

– Все там, – заверил он. – Редж Окума человек слова.

– Не сказала бы по своему прежнему опыту, – отрезала она, осмелев в окружении многочисленных автомобилей. Вытащила одну пачку, быстро пересчитала: тысяча.

Рука продвинулась выше. Не обращая внимания, Линн пересчитала пачки: пятнадцать. Пальцы внезапно с силой протиснулись между ног. Она сжала колени, твердо оттолкнула руку. Она вовсе не собирается лечь с ним в постель. Только не за пятнадцать тысяч. Вообще ни за что. Надо как-то взять деньги и убраться отсюда. Ясно только, что это непросто.

– Едем в бар, моя сладость, – сказал Окума. – Потом будет романтический столик. Поужинаем при свечах и займемся прекрасной любовью.

Пальцы вновь поднажали.

Загорелся зеленый, проехали перекресток, свернули налево, поднялись на холм. Она крепко схватила его за руку, отбросила.

– С тобой я себя чувствую жутко сексуальным.

Через двадцать минут они сидели на террасе бара «Карма» на променаде брайтонского яхт-клуба. Несмотря на газовый обогреватель, Линн замерзала. Редж Окума пыхтел огромной сигарой, а она сидела, плотно запахнувшись в пальто, потягивая крепкое виски, которое, по его утверждению, должно ей понравиться – и действительно. С удовольствием выпила бы еще, но только в помещении.

За парой других столиков тоже сидели курильщики, в остальном открытая терраса, огражденная канатами, пустовала. Внизу на черной воде потрескивала на резком ветру оснастка яхт.