Лики старых фотографий, или Ангельская любовь - Юлия Ник

люди, стараясь не встречаться взглядом с Сивучем. Не собирался Ларик играть под его дудку. Мало ли, что тому в голову взбредёт?

— Нет, вот вы подумайте! — уверенно воскликнул толстенький подвижный мужичок, захватывая внимание сидящих с ним рядом. — Вот Бог мог сразу сделать мужика просто счастливым. Дать ему… футбол, ружьё пятизарядное, автомобиль, водочку, табачок-с хороший… Так нет! Дал он ему бабу. И вот зачем он её дал ему? Вот вопрос? А? Нет, первые года два — это ещё ничего. Пойдёт. Ну, а потом? Всё! Вместо животика — брюхо… — мужичок явно не в меру распалился, выговаривал накипевшее, даром что в коньяке его никто не ограничивал, — … вместо прически — патлы-хвостики, вместо прогулок под луной — пелёнки, кашки, потом ещё горшки-какашки. И только у тебя настроение возникнет — так у неё сразу, прям, голова болеть начинает? Вот и начинаешь маяться между «хочу жить по-человечески» и партбюро.

— Жены рядом у мужика точно нет, не развязывался бы так язык, — подумал Ларик, разжевывая очередную мидию, что-то в этих мидиях, всё-таки, было.

— А вы никогда не задумывались, что то, как выглядит Ваша жена, как она ведёт себя в постели, — это полное отражение Вашего личного стиля и возможностей? Вы уверены, что с другим у неё так же бы голова болела? — все замерли, это говорила громко и настойчиво Жанна. Ларик её не узнал: щёки разгорелись румянцем, глаза пылали негодованием, она подалась вперёд, — и не похоже было, что она собирается отступать перед этим недоделком, похожим на мужчину.

— Жанночка, да Сергей Степаныч пошутил. Что ты такая сердитая? — её мать поглаживала дочь по плечу, успокаивая такую внезапную вспышку.

— Я не сердитая, я не могу улыбаться всякой пошлости, не считаю это возможным. И ваша Людмила Васильевна однажды… А, кстати, Вы знаете вьетнамскую провинцию Кху Ям, не бывали там?

— Нет, не имел удовольствия там бывать, — Сергей Степаныч был явно ущемлён и испуган.

— Ну, вот и побываете. Однажды Ваша Людмила Васильевна от всего сердца пошлёт Вас туда, Кху Ям!!! — все замерли, а потом вслед за Самгиным разразились громовым хохотом. Жанна даже не улыбнулась. Ларик понял, что представление сегодня только начинается.

— А я помогу, — сквозь хохот простонал Самгин. — Но ты тоже, понимаешь, распосылалась…

— А разве это — неправильно?

— Да правильно, правильно, мужчины не ценят… — послышался примирительный женский гомон со всех сторон.

— Да, дерзости тебе не занимать, была бы ты мужиком — цены бы тебе не было, дочурка, — Самгин утирался салфеткой.

— А я и так бесценная для кого-то. И не дерзкая, а в обиду себя не даю, и слов одалживать не собираюсь. «Всегда готова», как пионеры говорят, — Жанна спокойно откинулась на спинку стула, прищурив недобро глаза.

— И чего это с ней? Как с цепи сорвалась? — Ларик, пользуясь паузой, насыщался всякими вкусняшками.

Снова заиграла музыка. Чтобы прервать неудобный инцидент, все пошли танцевать, а толстенький Сергей Степаныч затерялся где-то в толпе, подальше от внезапно разъярившейся дочери Первого зама, от греха подальше, как говорится.

— Илларион, пойдём танцевать, — махнула Ларику Жанна, весело улыбаясь.

— Ага, я сейчас, — Ларик на ходу допил стакан газировки.

Всё становилось простым, обычным, как везде, если не считать осетра, огромного, на огромном подносе, торжественно вносимом в этот момент к столу. Все почтительно расступились перед осетром, даже запечённый он был великолепен на своей собственной тризне.

— Слушай, это, прям, торжественные похороны осетра. И сейчас его сожрут. А вот встретились бы с ним в воде — точно бы в плавки наложили! — Жанна чему-то язвительно улыбнулась.

— Ты чего такая злая? — Ларик попытался пошутить.

— Я не злая. Просто это мне очень напоминает, как хоронят какую-нибудь «шишку». Столько помпы! А потом все косточки обсосут, обгложут и выбросят. Да и есть за что.

— Не, ты определённо не в духе. У тебя же юбилей? Радуйся!

— Чему, интересно?

— Как, чему? Всему. Погода хорошая, гостей куча, подарки, наверное, клёвые, музыка.

— И ты считаешь, что этого для счастья достаточно?

— Само собой. Папаша же у тебя тут за главного…

— А я сама?

— А что — ты? Всё у тебя нормально. Вон кавалеры в ряд сидят, и сразу с родителями, для благословения под венец, — Ларик ухмыльнулся.

— А они мне нужны?

— Ну, знаешь… у кого-то и сотой доли нет того, что есть у тебя.

— Ты завидуешь, что ли? С таким… восхищением… всю эту чушь перебираешь?

— Я?! И не думал даже… но…

— Так. Остановись. Ты знаешь, для чего мой отец тебя сюда затащил?

— Конечно. Он от нашего хора тащится. Жаль, ты не слышала его в полном составе…

— Да не дури ты. Очень ему ваш хор нужен. Там на заимке своей, в пьяной компании — может быть. А тут нафига он ему? И у тебя глаза бегают, как я погляжу. Он тебе посодействовать хотел, как я думаю. Он может. Хочешь содействия?

— Не думал. Обхожусь своими силами спокойно.

— А-а. Не согласен, значит, жениться на мне? — Ларик растерялся от такой прямой атаки. — А что? Я девушка образованная, даже слишком. Представляешь, у меня природная грамотность. Пишу вообще без ошибок. Училась всегда хорошо.

О биографии… если кратко: всё было, всё видела. Удивить трудно. Характер? Хороший у меня характер. Абсолютно сложившийся. Цинизм, по мнению некоторых, зашкаливает. А по моему мнению — это высокая потребность называть вещи своими именами, для краткости. Матершинность повышенная. Выбираю принципиально, чтобы невозможно было извратить смысл сказанного мной. Когда другие говорят: «всё, что ни делается — к лучшему», я говорю просто: «Полный пи*дец, надо всё начинать сначала». Уверена, что я при этом — точнее. Кажусь весёлой и простой, но при ближайшем контакте могу укусить сильно больно. Соображаю хорошо, особенно в экономике, в моей специальности, так сказать. Я же от нечего делать институт экстерном окончила. С красненьким дипломчиком. И это — не папочкина заслуга. Это — мой первый рекорд. Вынужденный. Чтобы стать быстрее независимой. Предрекаю глобальную экономическую катастрофу, и вслед за ней политическую, вплоть до разрушения всех политконстант, если и дальше так руководить нами будут недоумки, старперы свихнувшиеся.

— Что-что? Каких политконстант ещё?

— Простых. До разрушения политического строя и развала страны. Понятно теперь?

— Жанна, ты что?! — Ларик постарался вывести её за круг танцующих. Ему, честно говоря, было не по себе слышать эту крамолу.

— Да не бойся. Меня тут за психопатку считают. Я в психушке полгода лежала. Так что спишут, если что. Ну, продолжим знакомство с экспонатом? — Жанна насмешливо взглянула на него и весело продолжила: «Ну так вот. Знаю два