Охотники за нацистами - Эндрю Нагорски

Дело Демьянюка нарушило сложившуюся традицию. Мюнхенский суд признал обвиняемого причастным к кровопролитию, не требуя от прокуроров доказательств его участия в конкретных убийствах. Иными словами, победила точка зрения, согласно которой все, кто служил в лагерях смерти, виновны. Курт Шримм, глава Центра по расследованию преступлений национал-социализма, вскоре дал понять, что намерен добиваться возведения этого принципа в статус стандарта. В сентябре 2013 года он заявил о намерении разослать государственным обвинителям информацию по тридцати охранникам Освенцима. «По нашему мнению, – сказал Шримм, – сам факт службы [в концентрационном лагере], вне зависимости от индивидуальной вины, делает этих людей соучастниками убийства».[771] Младшему из тех, кто попал в список, на тот момент исполнилось восемьдесят шесть лет, старшему – девяносто семь. Нетрудно было предположить, что многие из них не предстанут перед судом по причине болезни или смерти. В начале 2015 года тринадцать дел все еще расследовалось, а из закрытых только по одному был вынесен обвинительный приговор.[772]

В апреле 2015 года в германском городе Люнебурге состоялся суд над девяностотрехлетним Оскаром Гренингом – бывшим бухгалтером Освенцима, обвиняемым в причастности к убийству 300 000 узников. Он признался в том, что служил охранником и вел учет денег, которые изымались у заключенных перед отправкой в газовые камеры. Вторя многим другим сотрудникам концлагерей, привлекавшимся к ответственности ранее, Гренинг назвал себя маленьким винтиком в огромной машине убийства. «Я прошу меня простить, – сказал он. – В моральном отношении я причастен к произошедшему, но виновен ли я с точки зрения уголовного права, решать вам».[773] То есть, в отличие от многих других фигурантов по аналогичным делам, освенцимский бухгалтер выразил раскаяние, но при этом, так же как и они, считал себя невиновным.

В июле 2015 года суд вынес по делу Гренинга еще более суровый приговор, нежели тот, которого требовало обвинение: четыре года лишения свободы вместо трех с половиной. Судья Франц Компиш пришел к выводу, что, записываясь в ряды СС и поступая в Освенцим на «безопасную конторскую работу», обвиняемый действовал добровольно и потому является соучастником массового убийства. «Ваша эпоха, вероятно, оказала на вас влияние, – заявил Компиш Гренингу, – и все же вы были свободным человеком».[774]

По мнению Курта Шримма, смысл поздних антинацистских процессов заключается не только в том, чтобы наказать бывших лагерных охранников, сколько в том, чтобы продемонстрировать: германское правосудие по-прежнему стремится хотя бы отчасти восстановить справедливость. «На мой взгляд, учитывая то, какое чудовищное преступление совершил нацизм, мы не имеем права говорить: “Прошло слишком много времени. Давайте все забудем”. Это было бы неуважением по отношению к погибшим и выжившим»,[775] – сказал Шримм.

Огласив судьбоносное для других бывших нацистов решение по делу Демьянюка, германский суд фактически принял точку зрения, которую отрицал несколько десятилетий назад, когда начался спор о том, что является достаточным основанием для обвинения тех, кто служил рейху. Уильям Денсон, главный обвинитель от армии США на процессе против персонала Дахау, который начался в конце 1945 года, придерживался теории «общего умысла». Он не считал необходимым доказывать индивидуальную вину каждого сотрудника концлагеря: по его мнению, достаточно было того, что «все обвиняемые служили винтиками в механизме уничтожения людей».[776] Подобной точки зрения придерживался и Фриц Бауэр, германский прокурор, стремившийся призвать соотечественников к ответу за содеянное в годы господства национал-социализма. Во время Освенцимского процесса во Франкфурте-на-Майне он утверждал: «Любой, кто так или иначе обслуживал машину убийства, является преступником – разумеется, при условии, что он знал о назначении этой машины».[777]

Если бы суды Германии стали руководствоваться указанным принципом начиная с пятидесятых или шестидесятых годов, на скамье подсудимых, а затем и в тюрьмах оказались бы тысячи людей. Как отметил Петр Сивински, директор Государственного музея концлагеря Освенцим, «такое часто бывает: время расплаты за преступление приходит тогда, когда расплачиваться уже почти некому».[778] Ту позицию, которой власти Германии придерживались ранее, Сивински назвал несправедливой: «Если мафиозная группа расстреливает людей, неважно, кто из ее членов спускал курок, а кто стоял за углом и смотрел, не идет ли полицейский. Виноваты все. Ужасно, что до недавнего времени германское правосудие этого не понимало».

Немецкий журнал «Шпигель» расставил акценты несколько иначе. В статье, опубликованной 25 августа 2014 года под заголовком «Освенцимские процессы: Почему последние лагерные надсмотрщики не будут наказаны», Клаус Вигрефе подчеркивает: прежняя позиция германских судов объяснялась не только жесткими юридическими ограничениями. «Большинство преступников Освенцима не понесли наказания не потому, что некоторые политики и судьи этому препятствовали, а потому, что слишком мало оказывалось тех, кто был в этом заинтересован. В послевоенные годы многие немцы равнодушно относились к освенцимским убийствам»,[779] – говорится в статье.

Как бы то ни было, Сивински и многие другие представители международной общественности одобрили решение по делу Демьянюка, а также намерение Шримма в дальнейшем действовать на основании этого прецедента. «Мы обязаны принимать во внимание не только юридические, но и моральные соображения, – сказал Сивински. – Некоторые люди считают, что судить тех, кому перевалило за девяносто, безнравственно. Но не судить их было бы еще большей нравственной ошибкой. Это означало бы торжество несправедливости».