Дело Белки - Александр Даган

— Можешь не продолжать! — прервал мою речь Барс Мурзоевич. — Наслышан о вашей баталии. Кстати, это очень разумно, что ты пока решил остаться комаром. Змею тебе лучше на глаза не попадаться!

— Сам виноват! — рыкнул Серый. — Если бы кто на моего детеныша покусился, я бы его мигом порвал.

— Какого еще детеныша?! Он Ивана пытался похитить, а я помешал!

— Новые подробности, — удивился кот. — А разве ты не сам Дурака из избушки вытащил?

— Сам. Увидел, что Горыныч печь зажег, и постарался его опередить.

— Умник! — съязвил Серый. — На печах, по-твоему, что, только ездить можно?

Барс Мурзоевич оказался тактичнее:

— Понимаешь, друг Левушка, ты в этот раз чуточку перестарался. Горыныч в этой истории действительно выступает на нашей стороне. А печь он зажег, чтобы спасти яйцо!

— Не может быть! — опешил я, только теперь осознав, какого свалял дурака.

— Еще как может! — добил меня волк. — Перун его дракониху захватил. Горыныч кинулся отбивать. Через весь лагерь к загону пробился, а милка ему и объясняет: «Прости, мил друг, не могу с тобой лететь: крылья подрезаны, хвост накручен! А ежели хочешь доказать мне свою любовь, возьми яйцо, от нашей страсти родившееся». Он, конечно, и взял, грел, высиживал. А ты, дятел такой, его спер!

— Кошмар! — пробормотал я, живо представив, невольным виновником какой трагедии чуть не сделался. — С детенышем-то все в порядке?

— К счастью, да! — утешил меня Васильев-младший. — Иначе тебе даже этот комариный прикид не помог бы. Кстати, ты с ним не затягивай. На мозгах сказывается.

— Что значит «не затягивай»? Даже Велес не знает, как меня обратно человеком сделать!

— Ты серьезно?! Потрясающе! А я-то думал, ты из-за маскировки… — последние слова Кот Ученый договаривал сквозь то и дело прорывающийся искренний здоровый смех. Ну вы, ребята, даете. Ну умора!

— Что «умора»?! — разозлился я. — Можете попробовать, каково в комариной шкуре. Посмотрим, будет ли вам так же весело.

— Ну прости, прости, дорогой! — мигом исправился Барс Мурзоевич. — В этом зелье действительно нет ничего сложного. Просто наш уважаемый бог привык стихиями оперировать, а тут использованы анализ сущности и логика.

— Вот балабол! — возмутился Серый, и в кои-то веки я был с ним согласен. — Ты можешь уже сказать парню, как ему обратно в двуногого перекинуться?

— Да элементарно. Левушка, тебе просто надо кого-нибудь укусить.

— Как?! — обдав кота максимумом возможного презрения, спросил волк. — Ты глянь, у него ведь даже жала нет!

— Так в этом и есть весь цимес! Жало дало бы ему соответствующие наклонности. А так, как раз они-то у него и отсутствуют. Однако при этом комариное сознание постепенно подчиняет его человеческую личность, и в тот момент, когда этот процесс становится по-настоящему опасным, срабатывает защитный механизм зелья. То есть… Ставший насекомым человек испытывает такую сумасшедшую ярость, что даже несмотря на отсутствие жала, кого-то кусает! Именно этот укус и сигнализирует, что пора производить обратное превращение. Понятно?

— Мне нет! — покачал головой волк и перевел взгляд на меня. — А тебе?

Отвечать не хотелось. Признаться, я еще раньше успел уверовать в полное всеведение кота, а сейчас, когда оказалось, что и он не может помочь, мне стало непередаваемо грустно и тоскливо.

— Левушка, ты куда? — забеспокоился Барс Мурзоевич, увидев, что я снялся с его ковра.

— Хочу побыть немного один.

— Это я вижу! А почему?

— Да так…

— Нет, не так! Левчик, в чем дело?

— В том, что ваш рецепт — чушь. Он не действует.

— Да с чего ты взял?

— С того! Я примерно полчаса назад уже кусался!

Волк и кот стремительно переглянулись, после чего синхронно повернулись в мою сторону и так же синхронно заорали:

— Лев, немедленно на ковер!

«Чего это они?» — удивился я и в следующую секунду камнем ухнул вниз.

Мне трудно в точности описать процесс обратного превращения из комара в человека, знаю только одно: крылья исчезли первыми. Что происходило дальше, помню с трудом. Кажется, я орал, а еще очень сильно мельтешило в глазах: то земля, то небо, то небо, то земля. Никакой красоты затяжного прыжка, как любят показывать в фильмах про парашютистов, увидеть мне не удалось. Зато я испытал кошмарное чувство ожидания неминуемого удара о поверхность родной планеты. Удар вскоре последовал, но оказался каким-то неожиданно щадящим. Лишь через мгновение я понял, что не упал на землю, а жестко приземлился на догнавший меня ковер.

— Ну, Облом, считай, что ты в рубашке родился! — прозвучал надо мной голос Серого.

С точки зрения моего счастливого спасения волк был прав, в остальном же очень неприятно ошибался. Превратившись из комара в человека, я оказался абсолютно голым.

— Эй, Мурзоич, что за авиашоу? — окликнула кота-пилота спустившаяся к нам Василиса, а потом заметила меня.

— Ух ты! Лев! Вернулся, значит? Ну поздравляю. Хотя, на мой вкус, комаром ты был симпатичнее. Ладно, догоняйте. Кобра говорит, мы почти прилетели.

Дмитрий не счел нужным комментировать обретение мной человеческого облика. Зато порылся в рюкзаке и метнул на наш ковер извлеченный оттуда тяжелый сверток. Подобрав его, я с радостью узнал свою униформу Неудачника, притороченную ремнем к укороченному автомату калашникова. Оружие было кстати. Однако одежда меня порадовала еще больше. Пусть это оказались и не самые любимые шмотки, но лучше уж они, чем перспектива рассекать по небу с голой задницей.

— Спасибо! — крикнул я вслед Счастливчику, но Дима даже не повернулся.

— Ты его лучше не трогай, — предупредил кот. — Очень он на нас с тобой обиделся! На меня, правда, больше!

— Он обиделся?! С какой это печали? — возмутился я.

— Когда Баба-яга с Дураком и Горынычем на Ноктевом болоте объявились, она прежде всего оброненную тобой Кощееву смерть предъявила. Я к тому времени уже пришел в себя, ну и изложил наши подозрения насчет Счастливчика. Так его чуть на месте не порвали. Насилу отбили. Кощей с Соловьем сразу же в знак протеста свалили, а Димочку лешаки по горло в болото запихнули — ждать, пока Дурак очнется и скажет, что с ним теперь делать.

— И что Иван? — спросил я, словно не заметив, как Барс Мурзоевич уже в который раз называет нашего сослуживца «Дураком», словно забыв, что кроме прозвища у того есть еще и имя.

— Признался!

— В чем признался?

— Это он Кощея шантажировал!

— Чушь это! — не выдержав, рыкнул волк. — Мы с Ванькой всю жизнь бок о бок! Не мог он этого сделать!

— Мне тоже не верится, — с куда меньшим энтузиазмом сказал кот. — Но чувства — не аргумент.