Пантелеймон Романов - Пантелеймон Сергеевич Романов
Шрифт:
Интервал:
— А может, они совсем не за тем и пришли, — сказала женщина. — Что ж, так и будешь бегать за всеми. Ежели ей нужно, так она с другого хода зайдет.
— Вот оттого-то и не выходит у нас ни черта, что мы все рассуждаем, заместо того, чтобы…
Через несколько минут барышни вышли, еще более весело щебеча и смеясь, как смеются после неожиданно устроившегося дела, о котором даже мечтать боялись!..
— У него там брат служит, — сказала первая девушка.
И они скрылись.
— Вот тебе и не за тем делом. Везде только и слышишь, что брат да сват.
Вдруг в очереди, где до того была тишина, послышался шум и крик.
— Что ж они мне дали-то?! — кричал какой-то человек в куртке, с недоумением глядя в полученную бумажку. — Я записан был по столярному делу, а они меня в булочную посылают?
— Молчи, дурак, что ты!.. Благодари бога, что дали, — сказал пожилой человек в подпоясанной теплой куртке, — тебе в булочной-то благодать будет. Будешь пироги есть да глазами хлопать, а ежели голова на плечах есть, так и там командовать можешь.
— Я ж ни черта не знаю по этой части.
— Кабы с тебя за это брали, что ты не знаешь, а то ведь тебе дают, чудак человек!
Человек в куртке еще раз посмотрел в бумажку, почесал в нерешительности висок и, махнув рукой, пошел к двери, сказавши:
— Ладно, еще новая специальность будет.
— На что лучше, — отозвался стоявший за ним человек в солдатской шинели, родился столяром, а помрешь булочником.
— Обернулся, — сказал, покачав головой, человек в белых валенках. — Далеко уйдешь с таким народом. Нечего сказать.
Вдруг проходивший мужчина в заячьей шапке взглянул на человека в белых валенках, несколько пригнувшись, чтобы лучше рассмотреть в полумраке коридора и воскликнул:
— Иван Андреевич, ты? Какими судьбами?
— Ой, милый, вот встретились-то! Да вот пороги обиваю, целый месяц без места.
Человек в заячьей шапке отвел его в сторону и сказал:
— Да ведь тут мой зять, он тебя в два счета устроит.
— Какой? Федосеич?
— Ну да!
— Тьфу, пропади ты пропадом! А я тут все штаны просидел!
Оба скрылись в одной из дверей.
Через несколько минут оба вышли и, весело разговаривая, пошли к выходу.
— Черт-те что, — говорил мужчина в белых валенках, — вот подвезло! Я хоть ни черта не понимаю в этом деле, я ведь по сушке овощей, ну, да тут разбирать некогда. Ну, и спасибо тебе! Пойдем на радостях…
— Вот иродово племя-то, — сказал рабочий в шапке с наушниками, — надо бы за ними пойтить в кабинет, захватить на этом деле да скандал поднять, под суд их, сукиных детей!
Культура
Конторщик чугунолитейного завода Кирюхин сидел в пивной с товарищем и жаловался ему:
— Почему, скажи, пожалуйста, по устройству государства мы вперед ушли, может, на тысячу лет вперед, а по образу жизни — сзади всех? За границей, говорят, рабочего и не узнаешь: в шляпе, манжетах ходит. А у нас!.. Ведь иной хорошее жалованье получает, сам бы мог одеться, семью приодеть, комнатенку, скажем, убрать, картину какую ни на есть повесить. Так нет! Не тут-то было. Все только на водку идет. И как жили прежде чумазыми, так чумазыми и остались. А грубость нравов какая!.. Чтобы он тебе вежливо ответил или, скажем, извинился по-культурному как-нибудь, такой, мать его, скорей удавится. По-благородному поступать — для него вроде как стыдно, как будто себя унижает. А вот безобразничать да в отрепьях ходить — это ничего.
— У нас на это не смотрят, — сказал приятель.
— Намедни про Америку читал — сукины дети! Ну. прямо как господа. Шляпу наденет, чистота, на окнах занавески! Потому — порядок такой. Будь у тебя хоть два гроша в кармане, а уж гапельки на шею или манжеты на руки ты обязан нацепить. Вот взять хоть меня сейчас: жалованье я получаю ерундовое, а ведь погляди, пожалуйста, все как следует: брюки — клеш, перчатки, башмаки со шнуровкой. А домой нынче поеду, граммофон везу, занавески на окна, жене шляпу. Ведь вот оборачиваюсь. Зато из всей нашей слободы — кто культурно живет? Один Кирюхин. Намедни, в воскресенье вышел — сам в перчатках, жена в пальте, перед встречными извиняюсь. Даже самому чудно, сейчас умереть!
Кирюхин расплатился, надел перчатки и вышел. Так как вдвоем выпили десять бутылок, то извиняться Кирюхину приходилось на каждом шагу.
— Во! — крикнул он. — Сейчас меня вон та морда толкнула, тут бы ее крыть надо почем зря да в зубы хорошенько двинуть, а только извинился.
— И как это ты терпишь?
— Как терпишь… вот терплю. Зато, опять повторяю, спроси, кто во всей слободе самый культурный? Кирюхин. Ну-ка, отстань немножко.
Приятель остановился. Кирюхин отошел от него шагов на пять и крикнул:
— Видно издали, что я конторщик?
— Не узнать. Прямо господин и господин.
— То-то, брат. А вот летом котелок надену — ахнешь.
Севши в вагон, Кирюхин долго укладывал на лавочке вещи — граммофон, занавески, коробку со шляпой — и все говорил сам с собой. Потом подсел к какому-то человеку в шубе с каракулевым воротником и сказал:
— Вот домой еду, всякой всячины везу. Ведь у нас как: жалованье получил — половину пропил. А я за весь месяц только разок пивка выпил, зато сам, видите, как хожу? И жену заставляю. Небось, со стороны и не видно, что я всего конторский служащий?
Сосед посмотрел на него и ничего не сказал. Кирюхин вынул щеточку с зеркальцем и, сняв шапку, начал зализывать щеткой вверх мокрые, вспотевшие волосы.
— Но с женой — беда… мука-мученская! — сказал он, держа щеточку и зеркальце в руках и взглянув на соседа. — Потому нашего брата к культурной жизни приучить — все равно что свинью под седлом заставить ходить. Ведь вот хоть та же жена. Другая бы бога благодарила, что у нее муж такой — впереди, можно сказать, всех идет. А у нас каждый божий день ругань, чуть до драки не доходит. Хорошо еще, что она у меня тихая, только тем и спасается, а то бы излупил как Сидорову козу. Вот как я ее возненавидел — прямо сил нет. В городе посмотришь — барышни все в
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!