Первое кругосветное путешествие на велосипеде. Книга первая. От Сан-Франциско до Тегерана. - Томас Стивенс

всё остальное в его комнату. Там я нахожу, что он уже приготовил для моего приема довольно пушистую кушетку, поместив на нее, среди прочих удобных и полезных вещей, волчьи шкуры. Он посчитал, что тут я найду комфорт более подходящий для моей значимой персоны, как личности недавно из Стамбула. Он смотрит на велосипед, качает головой, а затем гасит свет.

С восходом солнца на следующее утро я обнаруживаю, что еду на восток от соляного карьера по тропе, по которой ходят соляные караваны до Йозгарда. Дорога некоторое расстояние ведет вниз по травянистой долине, покрытой стаями нескольких курдских лагерей. Дикие пастухи скачут со всех сторон через долину ко мне. Их нецивилизованная одежда и длинные мечи делают их похожими на свирепую банду головорезов, несущихся в атаку, а не на мирных пастухов. До сих пор ни кто не казался мне каким бы то ни было образом склонным меня атаковать. Я почти пожелал что в кого-нибудь всё таки вселится немного дьявола, ради того, чтобы оживить обстановку и сделать мой рассказ более волнующим. Однако, хоть я и был готов к чему угодно, мне всё-таки нечего рассказать, кроме историй о том, как ко мне везде относятся с величайшим вниманием, и большую часть времени даже ласкают. Я встречал вооруженных людей, вдали от каких-либо жилищ, чья внешность соответствовала нашей самой свирепой концепции bashi bazouk. Просто из нежелания беспокоиться и, возможно, на время спешиться, в ответ на любопытные расспросы, я отмахнулся властными жестами, чтобы уйти. Я был свидетелем действительно бесцеремонных поступков более одного раза, но я ни при каких обстоятельствах не признал их виновными в чем-то худшем, чем бросать алчные взгляды на мои пожитки. Но есть явная грубость и агрессивность в поведения людей, раздраженных необходимостью сдерживать себя и свои естественные разбойничьи инстинкты, об эти пастухи курды, с которыми я сталкиваюсь сегодня утром, создают довольно разительный контраст с почти детская непосредственностью и всеобщим уважением ко мне жителей деревень. Не требуется тщательных усилий, чтобы выяснить, что ничто не может быть более неприятным для них, чем положение дел, при котором им приходится остановиться и не ограбить меня, забрав всё, чем я владею. Некоторые из них приказывают мне сделать обходной путь, чтобы я не приближался слишком близко к их стаду овец, и их общее поведение похоже на стремление втянуть меня в ссору, которая дала бы им возможность ограбить мне. Продолжая придерживаться ровного курса, задумываясь о бессмысленности их существования и задаваясь вопросом, правомерно ли в случае нападения использовать мой Смит & Вессон для защиты моего имущества или как мне советовали в Константинополе, не оказывая никакого сопротивления и верить в то, что смогу вернуть все через органы власти, я, наконец, выхожу с их территории. Их поведение просто подтверждает то, что я ранее понял относительно их характера. Что, хотя они неизменно будут оказывать гостеприимность незнакомцу, посещающему их лагеря, с ними нужно обращаться довольно «осторожно», подобно ненадежным взрывчатым веществам, когда они встречаются на дороге, чтобы предотвратить неприятные последствия. Проходя через низкий, болотистый район, населенный торжественно выглядящими аистами и квакающими лягушками, я встречаю молодого шейха и его личных помощников, возвращающихся с утренней соколиной охоты, любимого своего занятия. Они несут своих соколов на маленьких присадах, скрепленных с ногой крошечной цепочкой. Я пытаюсь попросить их показать полет, но по тем или иным причинам они отказываются. Османский турок сделал бы это не задумываясь. Вскоре я прибываю в другой лагерь курдов, преодолеваю в брод ручей, чтобы добраться до их палаток, потому что я еще не позавтракал и прекрасно знаю, что никакой лучшей возможности его получить не будет. Войдя в ближайшую палатку, я не спешу требовать угощения, зная достаточно хорошо, что будет готовиться блюдо с кучей пиллау, и что гостеприимные курды будут расценивать его как самую естественную вещь в мире. Пиллау состоит из риса, баранины и зеленых трав и подается в большом оловянном блюде. Вместе с листами хлебом и миской превосходного айрана, он ставится на массивный оловянный поднос, который, возможно, принадлежал племени на протяжении веков. Эти палатки разделены на несколько отсеков. Один конец - помещение, где мужчины собираются днем, а молодые люди спят по ночам и где гостей принимают и развлекают. центральное пространство — место, где готовят пищу и женщины занимаются ремеслом, остальные - женские и семейные спальные места. Каждое отделение отделено подвесной ковровой перегородкой. Легкие переносные заграждения из маленьких вертикально стоящих ивовых палочек, тесно связанных друг с другом, защищают центральный отсек от полчищ собак, жадно обнюхивающих лагерь, а небольшие «курятники» из того же материала, как правило, строятся внутри в качестве дополнительной защиты для мисок с молоком, маслом, сыром и приготовленной едой. Они также получают птицу от жителей деревни, которую они держат взаперти аналогичным образом, пока несчастные заключенные не встретят свою судьбу в курином пиллау. Вместительное покрытие поверх всего - прочно сплетенный материал из козьей шерсти черного или дымчато-коричневого цвета. В богатом племени шатер их шейха часто представляет собой просторную постройку размером двадцать пять на сто футов, в котором, помимо прочего, есть конюшня и сено для лошадей шейха зимой. Мой завтрак приносят из кулинарного отдела молодая женщина самой яркой внешности, определенно не ниже шести футов ростом. Она стройная, упругая, прямая, как стрела. множество темно-рыжих волос увенчивается маленьким тюрбаном голубого цвета. Ее цвет лица более светлый, чем обычно у курдских женщины, а ее черты - характерные черты красавицы; глаза карие и блестящие, и, если бы в них была бы хоть чуточка обычной нежности, картина была бы идеальной, Но эти глаза совсем не нежные, они скорее похожи на дико глядящие сферы глаз недавно посаженной в клетку пантеры, дикой кошки. Глаза, которые, несомненно, станут зелеными и светящимися в темноте.

Другие женщины приходят посмотреть на незнакомца, собираюсь вокруг и смотрю на меня, пока я ем, всеми своими глазами - и какими глазами. Я никогда прежде не видел такого количества "глаз диких животных". Нет, даже в зоопарке. Многие из них - великолепные типы женственности во всех остальных отношениях, высокие, царственные и прекрасные; но глаза - о, эти дикие, тигриные глаза. Путешественники рассказывали странные, очень странные истории о группах этих курдских женщин с дикими глазами, которые рыскали и захватывали их на дорогах через Курдистан и подвергали их варварскому обращению. Я улыбался, и считал их просто «рассказами путешественников». Но, этим утром, я вижу достаточно ясно, что