Американская грязь - Дженин Камминс

Сережки свисали с куста бледно-зеленой занавеской, и липкие цветы путались в маминых волосах. Сбившись в клубок на дне небольшой лощины, они накрылись рюкзаками и стали невидимыми; вдалеке с холма по-прежнему спускалась рваная линия пыли. Остальные мигранты продолжали ползать в поисках укрытия: кидались пластом в опаленные солнцем травы, ныряли в колючие тени маниок, прятались за кипарисами. Затем все замерли, и всякое движение вдруг прекратилось. Тишину не нарушал даже Бето, который притаился среди белесых стеблей, задрав ноги вверх. Три минуты спустя вместе с очередным порывом ветра до них наконец долетел смутный рокот двигателя. Прошла еще одна долгая минута, после чего на высоком гребне одного из соседних холмов показалась машина. Модель, которую ни с чем не спутаешь: бело-зеленый внедорожник «шевроле-тахо» – верный друг пограничной службы.

Лицо Шакала оставалось невозмутимым.

– Никому не двигаться! – тихо скомандовал он.

Сам койот надежно спрятался в тени стоячего камня, между Марисоль и Николасом. Зная, что теперь, возможно, им придется некоторое время провести на месте, он постарался занять наиболее удобное положение. Сидя на пятой точке, он подтянул к груди колени и навел окуляр бинокля на пассажирское сиденье внедорожника – туда, откуда на него смотрел агент пограничной службы, в окуляр собственного армейского бинокля.

«Мы невидимы, – зажмурившись, повторял про себя Лука. – Мы пустынная трава. Мы – камни». Дышал он глубоко и медленно, неподвижной грудью. Эту технику сродни медитации предстояло в совершенстве освоить каждому мигранту. Мы – камни, мы – камни. Somos piedras. Кожа Луки затвердела, руки не двигались, ноги застыли на месте, все клетки в пояснице и подошвах перемешались с молекулами песка. Он прирос к земле. Ничего не чесалось и не дергалось, потому что тело его потеряло исходные свойства и превратилось в кусок пустынной породы. Он пролежал на этом месте тысячу лет. Сквозь позвоночник пробился на свет куст маниоки, в лодыжках из года в год расцветали и гибли растения, в волосах вили гнезда овсянки и жаворонки, плечи просели под воздействием стихий; Лука никогда не двигался. Мы – камни. Спустя какое-то время «тахо» наконец завершил свою пугающую инспекцию и устремился в следующую впадину долины.

Шакал не стал тратить время на пустые разговоры. Солнце ползло все выше и теперь обосновалось в самом жарком и ослепительном уголке неба; прошел уже час, как они должны были встать лагерем. Оставаться под палящим прожектором солнца было небезопасно. Еще немного, и оно начнет их выпаривать.

– Пошли, – позвал койот. – ¡Apúrense![122]

Все мигранты вмиг подскочили – так же быстро, как до этого попадали, собрали вещи и вновь отправились в дорогу.

Ближе к полудню, в тот момент, когда солнечные лучи как раз начали высасывать из них остатки влаги, когда Ребека уже хотела сдаться, за выступом глубоко посаженного холма показалась тенистая складка породы, а внутри – небольшой зеленый массив, под кроной которого располагалось идеальное место для отдыха. Меж зазубренных скал ветки сумаха и церкокарпуса сплетались в единое полотно, целиком закрывая лагерь от посторонних глаз. Спустившись в густую тень, все вздохнули с облегчением: как же здорово было укрыться от солнца! Повсюду валялись вещи, оставшиеся после других мигрантов: пустые пластиковые бутылки, рваная черная футболка с соляными разводами, разношенная розовая кроссовка – на совсем детскую ногу. Шакал направился к мягкой песчаной насыпи под деревом – туда, где кто-то уже расчистил все камни. Прислонив рюкзак к стволу, он сразу приготовился вздремнуть. Все остальные последовали его примеру. Мужчинам оказалось намного проще – стоило только усесться, как они тут же проваливались в сон. Марисоль улеглась на живот и положила голову на скрещенные руки. Не прошло и минуты, как она тоже уснула. Сестры никак не могли устроиться и несколько раз перемещались, прежде чем смогли наконец расслабиться.

Несмотря на полное изнеможение, Лидия подозревала, что со сном у нее будут проблемы. Тем не менее она расстелила плед, и они с Лукой легли рядом. Пустынное солнце сияло так ярко, что даже в густой тени ей приходилось щуриться. Открыв потом глаза, чтобы осмотреться, она поняла, что пейзаж за пределами их укрытия перекрасился в сепию: настойчивый свет небесного прожектора обесцветил местность до всевозможных оттенков коричневого. Заметив, что Лидии не спится, Чончо поймал ее взгляд и сумрачно кивнул; она восприняла это как обещание приглядеть за ней и спящим Лукой. Истинный смысл кивка был, конечно, туманным, но Лидия решила, что означал он примерно следующее: «Отдыхайте. Я обязательно прослежу, чтобы с вами ничего не случилось». Приняв на веру эту воображаемую клятву, она немедленно заснула.

Они продолжили путь засветло. Когда солнце коснулось западной кромки долины и тени мигрантов расползлись по земле на черные полоски, Шакал снова велел собираться.

– Эта ночь будет трудной, – сказал он. – Восемь миль по пересеченной местности. Идти будем в темпе, так что не отставайте. Если отстанете, мы не сможем вас ждать. Я не поставлю под угрозу благополучие всей группы из-за одного-единственного человека. Поэтому слушайте внимательно, esto es importante[123]. Это вопрос жизни и смерти.

Чтобы убедиться, что всем слышно, койот откашлялся.

– К западу отсюда та самая дорога, которую мы переходили утром, берет на север и продолжается как бы параллельно нашему маршруту. Понятно?

Все кивнули.

– Если вы отбились от группы. Упали, вывихнули лодыжку, решили отдохнуть, помочиться, почесаться или вздремнуть. Если по какой-то еще причине вы вдруг поняли, что не поспеваете за остальными, возвращайтесь на ту дорогу. Ее называют Рубиновой. Пограничники и местные ходят по ней регулярно. Доберетесь туда – точно не умрете. В течение пары часов кто-нибудь вас найдет.

Жуткая перспектива – эта Рубиновая дорога. На тот момент поход складывался вполне удачно, и потому никто толком не понимал, что она собой представляет. Для всех собравшихся она была тем самым местом, которое нужно обходить любой ценой, тем самым местом, где их подстерегали самые ужасные страхи. Невозможно было вообразить отчаяние, способное всего за несколько часов убедить любого из них в том, что Рубиновая дорога – последний шанс на выживание.

– Значит, сейчас мы идем туда. – Шакал махнул рукой. – На север. Где в таком случае находится дорога? Я хочу убедиться, что все вы это знаете. Лоренсо! В какую сторону ты пойдешь?

Молодой человек ничего не ответил.

– На запад, – раздраженно повторил койот. – А где запад?

Лоренсо полез в телефон, но не смог поймать сигнал.

– В той стороне, – отозвался Лука и указал на запад.

– Claro que sí[124]. – Шакал потрепал мальчика по волосам. – Этот парень точно не пропадет.