Граальщики. Солнце взойдет - Том Холт

— Боже мой, — сказала она.

В каком-то смысле это было действительно красивое зрелище. По крайней мере, мирное. У водителей по большей части хватило здравого смысла заглушить моторы, и теперь они просто бесцельно скользили в нескольких дюймах над землей, обвешанные вцепившимися в дверные ручки пешеходами. Косяк красных автобусов неспешно приближался к остановке по требованию на углу, напротив магазина, в то время как содержимое газетного киоска плыло по воздуху, изящно и почти величественно покачивая страницами, подобно медлительным глубоководным рыбам. Раскрытый зонтик порхнул мимо ее окна на своем пути к звездам.

— Видите, что я имею в виду? — произнес голос у нее над головой.

Она подняла взгляд и увидела, что на потолке ее комнаты лежит Штат. Она изо всех сил пыталась не рассмеяться, но всему есть предел.

— Простите, — выговорила она, — но вы выглядите так…

— Знаю, — печально ответил он. — Вы полагаете, что у вас трудности. Вам еще повезло, что ваше тело материально. Вы представить себе не можете, чего мне стоило добраться сюда.

Джейн посильнее оттолкнулась клюшкой, и стол поднялся вверх. Прежде чем он снова опустился к полу, она едва успела вцепиться в левую ногу Штата и потянула своего посетителя за собой. Как она и ожидала, он ничего не весил.

Немного недостойного карабканья — и Штат утвердился наконец на столе, обезопасив свое положение тем, что обвил руками одну из ножек. Даже так нижняя часть его тела решительно устремлялась вверх, в результате чего он больше всего походил на внушительных размеров респектабельного головастика.

— В любом случае, — продолжал он, — теперь вы, разумеется, не станете отрицать, что проблемы действительно существуют.

— Да уж, проблем хоть отбавляй, — согласилась Джейн. — Ума не приложу, каким образом я буду отскребать с потолка кофейные пятна. Это же артекс, понимаете?

— Еще бы, — отвечал Штат. — Эта дрянь сыплется как наждачная бумага. Как его только разрешили выпускать.

— Ох, простите!

— Ничего. Однако, — проговорил он, — если мы не найдем способ как-то разобраться с этим, нас ждет еще и не такое. Вы сами должны это понимать.

— Но… — начала Джейн и тут же поправилась: — Вы уверены, что я смогу чем-то помочь? — спросила она.

— Конечно, — отвечал Штат. — Вы и другие, такие как вы, но вы в первую очередь. Видите ли, если у вас будет получаться, мы сможем начать набирать и других. Администрация не сможет нам помешать. Мы заполним все свободные вакансии, оборудование и машины будут наконец обслуживаться как полагается; таким образом, нам не придется постоянно бросать всех людей и все ресурсы на авральные работы. — Он прервался, чтобы уклониться от заварочного чайника, который попытался проникнуть внутрь его жилета. — Ну, — настойчиво проговорил он, — что скажете? Все что угодно лучше, чем это.

Внезапно мир опять начал вращаться. На какую-то долю секунды Джейн отчетливо ощутила это: жестокое потрясение от невероятно возросшего ускорения, похожее на то ужасное чувство, которое испытываешь, когда в первый раз находишься в самолете, отрывающемся от земли. Мгновением позже она была уже слишком поглощена зрелищем того, как все ее имущество валится на пол, разлетаясь вдребезги, чтобы заниматься детальными наблюдениями подобного рода.

— Ладно, так и быть, — проговорила она, осторожно двумя пальцами вынимая из волос острый как бритва осколок супницы. Воздух за окном внезапно наполнился шумом: множество автомобилистов, вернувшихся в нормальное состояние, оплакивали свои потерянные вознаграждения за безаварийную доставку груза при помощи клаксонов. Последний глянцевый журнал, перевернувшись несколько раз в воздухе, хлопнулся на землю, словно изможденный голубь.

— Вы наняты, — сказал Штат.

* * *

— Прошу тебя, — проговорил Густав дрожащим голосом, — поведай мне об этом.

Огонь уже почти догорел, и маленький, но уютный домик Густава наполнился глубокими тенями, каждая из которых была завесой, прикрывающей дверь во враждебную бесконечность. Бьорн зубами сорвал пробку с бутылки «Карлсберга» и аккуратно сплюнул ее в камин.

— Тут нечего особенно рассказывать, — ответил он. — Я искал работу; я нашел ее, попробовал, не одобрил, послал и уволился. Только и всего.

— Гм, — произнес Густав, — да, наверное. Но скажи мне, — продолжал он, борясь с одолевающими его мрачными предчувствиями, — как это было? Каково это — быть ангелом?

Последовало молчание: тяжелое, громоздкое, шершавое молчание, на котором можно молоть зерно. Пламя сверкнуло в глазах Бьорна красным отблеском, заставив Густава отпрянуть и съежиться в углу за камином.

— Еще раз меня так назовешь, — хрипло прорычал Бьорн, — и я вытащу твои кишки через нос и заставлю тебя съесть их, понял?

— Я очень извиняюсь, — пискнул Густав, — но у меня было такое впечатление…

— Потому что, — продолжал Бьорн, — мы не любим это слово, ясно? Сладенькие розовые сопли. Словно ты какой-то бесплотный дух. — Он помолчал, свирепо уставясь в огонь. — Сразу представляешь себе этакую кружевную куколку с крылышками и пухленьким личиком. Пусть только кто-нибудь попробует назвать меня так, он увидит, что с ним будет, понятно?

— Понятно.

— Ну и ладно. — Бьорн сделал большой глоток из горлышка и бурно рыгнул. — Мы с ребятами называли себя «Парни из Голубой Ямы». Хорошо звучит, зло. Мужественно. И мы не занимались всякой ерундой, вроде игры на арфах.

— Конечно, конечно, — согласился Густав, энергично кивая. — Правильно.

— Что правильно?

— Ничего-ничего, прости.

Бьорн глотнул еще пива и задумчиво поскреб ухо.

— Я не говорю, что мы никогда не смеялись. Ты не думай, что мы только и делали, что отвечали на молитвы и полировали солнце. Вот проклятая была работенка, — вставил он. — Вся шкура с костяшек сойдет, если не будешь осторожен. Один парень, с которым я работал, у него пальцы застряли в механизме, когда он чистил его, и никто не заметил. Они запустили эту хреновину как обычно, а он так и остался там с зажатыми пальцами, болтается, орет как резаный, и никто не слышит. Только представь, — продолжал он, и по его телу пробежала дрожь, начавшись у основания шеи и заземлившись через подошвы ног. — Ты только представь, каково это — целый день висеть на собственных пальцах над этой огромной раскаленной хреновиной, в милях над землей! И знаешь, что ему сказали, когда он попытался получить компенсацию? «Он должен был соблюдать технику безопасности, — сказали они. — Он пострадал из-за собственного долбаного легкомыслия, в следующий раз будет осторожнее». У него после этого немного в голове что-то сдвинулось, и его перевели в Землетрясения. В Землетрясениях никто не обращает внимание, если у тебя с головой не все в порядке.

— Понимаю, — сказал Густав. — Да уж…

— Это у нас было постоянно, — скрежетал Бьорн, уставясь в огонь невидящим взором. — Это называлось «несчастные случаи на производстве», но только вот что я скажу: никакие это были не несчастные случаи. Не надо мне говорить, что когда взрослый человек ни с того ни с сего падает с хорошего, широкого, огражденного перилами мостика прямо на шестерни травовыращивающей установки — это просто случай или совпадение. Просто он узнал кое-что насчет мастера и какавных денег, вот и все. И конечно, дело замяли. Списали все на морозы, только и всего.