Загадки старинных кладов - Александр Косарев

Действительность, как всегда, оказалась куда проще и примитивнее, нежели весьма смелые и головокружительные предположения многочисленных исследователей данного вопроса. Да и согласитесь, куда как проще изобретать всевозможные версии, сидя дома в удобном кресле, нежели искать вживую, рискуя не только своими деньгами и временем, но и жизнью. Так вот, злополучная Янтарная комната, как многим, вероятно, неизвестно и по сию пору, изначально состояла из трех основных частей.

1. Янтарный кабинет Фридриха 1 (основные стеновые панели).

2. Предметы доработки исходного кабинета (панно, зеркала, люстры и т. п.), созданные К.Б. Растрелли (1670–1744 гг.) для того, чтобы полностью застроить внутренности отведенной под него комнаты в Екатерининском дворце.

3. Предметы обстановки и украшения, наполнявшие Янтарную комнату, а также янтарный паркет (сделанный под каменную брусчатку, так часто использовавшуюся для мощения немецких дорог). Он, кстати сказать, так и не был использован в России.

Так вот, все эти части имели впоследствии совершенно разную судьбу, хотя изначально и представляли нечто единое целое. Но в том кошмаре, который творился в Кенигсберге перед решительным штурмом, это вовсе не удивительно.

Вацлав Флерковский — обычный польский крестьянин — был мобилизован на работу согласно приказу гаулейтера Артура Грайсера в г. Кенигсберг зимой 1944 г. После того как части Красной армии заняли город, Флерковский вернулся к себе домой, в деревушку под г. Познань. Много лет спустя он прочитал небольшую заметку в газете "Глас Ольштынский", в которой граждан Польши призывали помочь в поиске ценностей, похищенных немцами во время войны, и сообщить о случаях укрытия каких-либо культурных предметов в г. Кенигсберге и его окрестностях. Вняв призыву, Вацлав Флерковский и его земляк Станислав Гуру постарались во всех подробностях вспомнить о тех событиях, в которых им пришлось лично принимать участие в марте 1945 г.

Однажды Флерковского и пятерых других поляков из рабочей команды, уже долгое время работавшей на расчистке цехов артиллерийского завода "Остверке", вызвали прямо с утренней переклички к конторе, именуемой "Бюро главного инженера". Там хмурый офицер в серой шинели и надвинутой на лоб шапке с козырьком и наушниками объявил, что они несколько дней поработают на другом объекте, куда их будет доставлять лагерная охрана.

В сопровождении двух пожилых фольксштурмовцев (бойцов народного ополчения), вооруженных старыми французскими карабинами, и неизвестно откуда взявшегося солдата-эсесовца с автоматом на груди поляки вышли за пределы лагеря. Все вокруг казалось заброшенным. Пустыми глазницами смотрели покинутые жителями дома и полуразрушенные сараи. У занесенных поземкой железнодорожных подъездных путей лежали опрокинутые вагоны и покрытый ржавчиной паровоз. Поваленные телеграфные столбы, кучи мусора и горы искореженных металлических бочек из-под горючего делали пейзаж мрачным и безрадостным. Когда группа вышла на улицу Хафенштрассе (ныне Портовая), им стали все чаще попадаться жители, одетые в самые невообразимые одежды и уныло бредущие в сторону центра города. Со дня на день ожидали наступления русских, и население в панике покидало дома на окраинах, рассчитывая укрыться в глубоких бомбоубежищах или вырваться из западни, добравшись до порта Пиллау (Балтийск), все еще продолжавшего эвакуацию.

(Как человек, осмотревший довольно много подземных сооружений, авторитетно заявляю, что основное количество бомбоубежищ в городе было мелкого заложения, прямых ударов тяжелых бомб они бы все равно не выдержали. А вокруг порта Пиллау уже кружили советские подводные лодки.)

Буквально на всех перекрестках были сооружены баррикады, установлены бронеколпаки, оборудованы пулеметные точки в первых этажах зданий. И везде — на стенах домов, на заборах — одни и те же надписи: "Кенигсберг останется немецким!", "Мы победим, несмотря ни на что!"

Дальше Главного городского вокзала Флерковский никогда не был, поэтому он с любопытством поглядывал на уже ставший ему ненавистным город. К своему вполне объяснимому удовлетворению, он увидел, что вокруг лежали сплошные развалины, даже отдаленно не соответствовавшие его представлению о восточнопрусской столице. (Разрушения в основном производились ночными бомбардировками англо-американской авиации.)

На всем пути по длинной улице, начавшейся сразу за высокой кирхой у вокзала, по обе стороны были видны только обгорелые коробки зданий, иногда довольно высокие. (Почти все дома восстановлены, и ныне в них живут люди.) Жалко выглядели вывески на стенах: Кафе "Эсти", кинотеатр "Виктория", отель "Континенталь"… Здесь уже наблюдалось довольно интенсивное движение: военные автомашины, мотоциклы, повозки, нестройные колонны фольксштурмовцев, группы солдат в маскхалатах… Напротив почти неповрежденного красивого здания со львами лежал на боку трамвайный вагон с беспомощно опущенной дугой токоприемника.

Перейдя по железному разводному мосту на другую сторону р. Преголь, группа оказалась в настоящем ущелье из остовов сгоревших домов, когда-то, по-видимому, плотно стоявших друг к другу. Кое-где на выпавшем ночью снегу виднелись тропинки, ведущие в глубь развалин. От кирпичных обломков была расчищена только середина улицы, по которой двигались навстречу друг другу группы людей и транспорт. Через несколько минут, миновав еще один мост, они оказались на большой площади, с одной стороны которой высилась громада Королевского замка. Несмотря на то что его стены были в копоти, крыши над круглыми башнями отсутствовали, а сквозь окна виднелись выгоревшие и обрушившиеся внутренности, он производил грандиозное впечатление. Особенно величественно выглядела остроконечная колокольня, которая, казалось, вздымалась до облаков и снисходительно посматривала оттуда на хаос разрушения.

Они прошли вдоль стен замка, заметно поднимаясь в гору, (дворец был выстроен на искусственно насыпанном холме), затем повернули на узкую улицу. Как и везде в центре Кенигсберга, здесь тоже были сплошные развалины. Однако улицы выглядели опрятнее: были расчищены от обломков и мусора, большие воронки засыпаны, а некоторые руины отгорожены от проезжей части деревянными заборами или щитами. Повсюду виднелись аккуратно написанные указатели с наименованием улиц, направлением движения транспорта, доски с какими-то объявлениями и списками.

Уже через несколько минут шестеро поляков из лагеря "Шихау" и три охранника входили через въездные ворота во двор Королевского замка. Здесь царила заметная суета: но двору, окруженному обгоревшими стенами, сновали фольксштурмовцы, перетаскивая и складывая в дальнем углу какие-то мешки и ящики. Из кузова грузовой машины два солдата сбрасывали доски и длинные деревянные брусья, слышался звук работающего электрического генератора. Всей деятельностью командовал пожилой господин и синем плаще, который тут же, но прибытии поляков, отдал необходимые распоряжения сопровождающему их эсесовцу.

Получив ломы, кирки и лопаты, поляки вышли из ворот замка и, повернув за угол, приступили к необычной работе. Им предстояло разобрать брусчатку, поднять плиты тротуара и выкопать глубокую траншею, постепенно удаляясь от внешней стены замка в направлении рельсов трамвайной линии, проходившей по этой улице под определенным углом. Место было уже размечено вбитыми кое-где деревянными колышками. Копать мерзлый грунт было довольно тяжело, и вскоре стало ясно, что шестерым полякам выполнить работу не под силу. К вечеру яма достигала в глубину чуть более 1,5 м, а эсесовец все понукал и требовал копать глубже. Скоро к рабочим из лагеря присоединилось еще человек 10 немцев в комбинезонах защитного цвета, по-видимому это были солдаты одной из саперных частей. Ими командовал унтер-офицер в длинной шинели со странным нарукавным знаком, изображающим готическую букву "W" в круге. (Такие знаки носили техники по строительству укреплений в немецкой армии.)