Братья. Книга 2. Царский витязь. Том 1 - Мария Семенова

– Это потом! А сперва – не велю я вам споры спорить, всех как есть побросаю в море…

И заступник ждать не заставил. Скинул просторную рогожу, под которой скрывался. Минуя ступеньки, одним лихим прыжком взмыл на подвысь! Лицедей Шарап был, может, не самый даровитый в ватаге, но самый красивый и статный – наверняка. Привычный играть то Хадуга Жестокого, то Гедаха Отважного. Вот где кстати пришлись накладные волосы и «старинная» броня из крашеной рыбьей кожи!

– Славным предкам не будет горя! Грудью встану за стольный город!

Доблестный красавец устремился под занесённые мечи воевод…

…И тотчас что-то пошло неправильно. Одетый царевичем как будто споткнулся. Замер. Позоряне начали понимать, когда лицедей вытянул руку к одному из проходов, отворявшихся на исад. Мол, туда смотреть надобно, не на меня! Стыдливо сдёрнул царское золото со стриженой головы. Поклонился – низко, достав рукой влажные доски…

Ознобиша оглянулся вместе со всеми. На торговую площадь в окружении порядчиков вступал Гайдияр.

Народ раздавался перед ним улицей.

– Слава!..

Лицедеи замерли на подвыси. Кому нужен ряженый герой, когда вот он сам – во плоти, живой, настоящий? Не при нём же играть? Ну, если только повелит…

Гайдияр не повелел.

Ознобиша сперва разглядел, как горестно, будто над нежильцом, кривился старшина Обора. Тогда толком присмотрелся к царевичу.

Несравненный воин, украшение царственности, мужественный спаситель города словно не понимал, где находится. Опухшее, налитое сизой кровью лицо. Тусклый взгляд. А одежда! Измятая, в дурных пятнах, словно он трое суток валялся не раздеваясь, да всё на полу!

Несчастные порядчики тянулись кругом государя, снедаемые бессилием и стыдом. Они с радостью увели бы царевича обратно в покои, но кто отважится к нему прикоснуться?

Людская улица, распахнутая перед Гайдияром, указывала прямо на середину исада. Великий порядчик посмотрел вперёд. Узрел подвысь. Лицедеев на ней…

Зашагал прямо туда.

Громко сказано, зашагал. Земля кренилась зыбкой лодкой, мотала Гайдияра влево и вправо. Он выпрямлялся. Свалить могучего воина было очень непросто. Он даже речь утратил не до конца.

– Я за вас!.. – достигло Ознобиши невнятное мычание. – Вы мне!.. Я вас!.. Вот я вам!..

На старшину Обору жалко было смотреть. Уже то плохо, что упустил воеводу из домашних покоев, всему городу на позор. А тот как есть непотребный охотится на подвысь. Что ещё учудит?

– С дор-роги!..

Знать, казалось царевичу – это люди застили путь. Дерзко мешали выступать прямо и ровно. Он рванул с себя тяжёлый воинский пояс, пошёл хлестать без разбора:

– Все прочь!..

Кто-то вскрикнул.

Гайдияр достиг подвыси, тоже не стал искать лесенку. Где стоял, там ухватился. Полез. Вышло не так ловко и знаменито, как у ряженого двойника. Пояс звякнул золочёными бляхами, остался валяться. Гайдияр лёг на подвысь щекой, было затих, но верёвочные кольчуги бросились на подмогу, втянули, поставили.

Народ ошалело глядел снизу. Робеть? Веселиться?.. Самые сметливые отступали к боковым ухожам исада. Не знаем, не видели, не было нас тут!

– Да я вам!.. – взревел с подвыси Гайдияр.

Эх, не надо было медлить порядчикам!.. Шитый кафтан разлетелся. Штаны повисли на сапогах, открыли белое тело. Спаситель города держал нечто в руке, грозил во все стороны:

– Я вас всех сейчас!..

Расправа запоздало сорвалась с места. Обора первым вспрыгнул на подвысь… и первым полетел в толпу, сметённый ударом. Гайдияр хохотал. С надрывом, с непонятным злым торжеством. Повернулся, сшиб кого-то ещё, но подначальные сомкнули кольцо. Закрыли собой. Отгородили распахнутыми плащами. Скопом увлекли прочь…

Куда бы глаза деть? Ознобиша нечаянно столкнулся взглядами с Жалом.

«Ну что? – впору было спросить. – Забудем, значит, лествицу? Одни дела станем судить?..»

Остаток пути до книжницы ноги несли Ознобишу сами, без водительства разума. Три дня назад, у Зелёного Ожерелья, он окончательно уяснил, почему Гайдияра столь многие прочили на Огненный Трон. Гайдияра, незнатного одиннадцатого царевича, не удостоенного ни клейма, ни царского имени. Загодя чтили Ойдригом Первым. До сих пор держали зло на Эрелиса: перебежал путь!

Сегодня стало понятно, отчего владыка Хадуг, сам отнюдь не спеша под царское бремя, так и не увенчал Гайдияра.

Великий порядчик был способен отвадить любого врага. Не пожалеть себя на краю. Победить. Вернуться со славой.

Но вот стать каждодневной опорой для подданных… царём-тружеником… кропотливо собирать истерзанную державу, забыв о звонких победах…

В ушах вдруг запели кугиклы, рядом скользнула тень побратима. «Царевич бесстрашный спешит на врага… А дальше? Нога? Луга? Царевич бесстрашный на поле спешит… вершит… Братейко! Выручай!»

В срединной выработке великой книжницы Ознобиша попался Ваану. Великий райца со вздохом оглядел недоросля, согнувшегося в низком поклоне:

– Ах, дитя…

Ознобиша заметил наставительно воздетый палец. Плохи дела. Тяга к назиданиям нападала на старца вечно некстати.

– Дитя, – повторил Ваан. – Твои дела, за коими я с самого начала наблюдаю внимательно и благосклонно, начинают внушать мне опасения. Ты высокомерно пренебрёг избранными трудами, способными преподать Эрелису величие предков, предпочтя забавляться каракулями ничтожных… да ещё прячешь отысканное под замком, хотя достоинство сей книжницы именно в том, что мы её спасали для всех!

Ознобиша почтительно внимал. «На исаде… глядя… ради…»

В памяти звенели плясовые Левобережья.

– Бойся, дитя, уподобиться несчастному Анахору, что подавал большие надежды, но стал для нас превеликим разочарованием, – продолжал старый мудрец. – Не так важен путь, который ты проторишь для себя. Гораздо важнее, как ты умножишь честь своего государя… а мыслимо ли её хотя бы сберечь, избрав в пособники грязного мезоньку, ничему не обученного и наверняка нечистого на руку? Это притом что тебе была предложена помощь моего внука, отрока примечательно благонадёжного… Многое можно поведать о райцах прежних времён, опалённых, изгнанных, даже казнённых. Не повтори их судьбы!

Речи Ваана бились в незримую стену. За плечом стоял Сквара, приплясывал, ощеулил: «Врагов и дру́жье… сокровенным оружьем…»

– Я вижу, сегодня взывать к твоему долгу ещё бесполезней всегдашнего, – вздохнул наконец Ваан. – Ты вбежал с улицы, где молодые ищут лишь развлечений. По счастью, старость вознаграждена даром терпения. Я буду молиться, чтобы твоя беззаботность, дитя, не отлилась слишком горьким поздним умом.

И побрёл прочь шаркая, сокрушённый.

«Может, Ваан меня в наглядыши прочил? В преемники? А я, бестолковый… Людей дурачат… с напужки плачут… тайком судачат…»