Внутренний порок - Томас Пинчон

— Перемотаем, — сказала она. — Это ты мне проходки под дверь патио подсунул?

— Нет. Какие проходки?

Похоже, кто-то подарил им с Аметист проходки за сцену на массовый «Сёрфаделический Обалдей» в парке Уилла Роджерза на вчерашний вечер.

— Ох, ух ты, и я это пропустил? Банда моего двоюродного, «Пиво»? должна была разогревать перед «Досками».

— «Пиво»? Честно? Док, они были такие отпадные? типа, следующие «Доски».

— Скотт порадуется, когда услышит. Не знаю, радует ли меня. Дик играл?

— Он вернулся, Док, действительно жив и вернулся, и у меня приход уже сутки не проходит, я даже не знаю, чему верить.

— А как старушка, как-её-там, поживает?

— Ещё спит. Я бы сказала, она несколько обалдела. По-моему, она ещё никак не связала концов насчёт Дика. Но про концерт постоянно вспоминает один момент — когда Дик взял баритон-саксофон, снял микрофон со стойки, сунул его в раструб и просто как дунул. Ей очень понравилось. Он у неё этим сразу много очков набрал.

— Так… вы, ребята…

— О, посмотрим.

— Ништяк.

— А ещё на следующих выходных едем на Гавайи.

Док вспомнил сон.

— Морем?

— Летим «Кахуной». Дик где-то раздобыл билеты.

— Попробуйте слишком много в багаж не сдавать.

— Только что зашёл. На, поговори с ним. Мы тебя любим.

Раздались звуки, через некоторое время досадные, продолжительных поцелуев, и Дик наконец сказал:

— Официально я больше ни у кого не в ведомостях, чувак. Мне лично Бёрк Стоджер позвонил и сказал. Ты вчера до концерта добрался?

— Нет, и мой двоюродный, Скотт, ужасно разозлится. Я просто забыл. Слыхал, ты там и впрямь всем по жопе надавал.

— У меня были длинные соло на «Пароходной дорожке» и «Шаре волос», а ещё на оммаже Дику Дейлу.

— И дочке твоей, наверно, очень понравилось.

— Чувак, да она… — И он просто умолк. Док какое-то время послушал, как он сопит. — Знаешь же, как индейцы говорят. Ты спас мне жизнь, теперь тебе надо…

— Ну да, ну да, это какой-то хиппи сочинил. — Ну и народ, чувак. Ни шиша не смыслят. — Ты сам себе жизнь спас, Дик. Теперь тебе надо её жить. — Он повесил трубку.

Когда слишком поздно в четвёртом периоде стало трагически очевидно, что «Озерники» продуют 7-ю Игру финала «Никсам», Док начал подумывать, с кем он на неё ставил, и сколько, а потом про десять тысяч долларов, а потом обо всех, кому он должен деньги, в чьё число, как он теперь вспомнил, входил Фриц, поэтому он пробил телик на «выкл.» и, решив выгулять своё разочарование на дороге, сел в «дротик» и направился к Санта-Монике. Когда доехал до «Цап!», внутри горели ещё одна-две лампы. Док обошёл дом к заднему ходу и постучал. Немного погодя дверь приоткрылась на дюйм, и выглянул пацан с очень короткой стрижкой. Наверняка Искряк.

Им и был.

— Фриц сказал, что ты можешь заглянуть. Заходи.

В компьютерной комнате всё ходило ходуном. Все бобины с плёнкой вертелись туда-сюда, теперь здесь светилось вдвое больше компьютерных экранов, чем Док помнил, плюс по меньшей мере десяток телевизоров, и всяк настроен на свой канал. Звуковая система, должно быть, спёртая из какого-то кинотеатра, играла «Помоги мне, Ронда», а битый перколятор в углу сменился на какой-то гигантский итальянский кофейный автомат, весь в трубах, рукоятках клапанов и датчиках, а хрома на нём было столько, что на этой машине можно было медленно кататься по бульвару где-нибудь в Восточном Л.А. и ничем не выделяться. Искряк подошёл к клавиатуре, настучал некую серию команд причудливым кодом, который Док попробовал прочесть, но не смог, и кофейная машина принялась — ну, не вполне дышать, но направлять по себе пар и кипяток весьма целеустремлённо.

— А Фриц куда девался?

— Где-то в пустыне, за должниками гоняется. Как обычно.

Из кармана рубашки Док вытащил косяк.

— Не против, если я, э-э…

— Конечно, — лишь чуть-чуть не перейдя границ вежливости.

— Не куришь?

Искряк пожал плечами.

— Работать труднее. Или, может, я просто из тех, которым наркотики противопоказаны.

— Фриц говорил, что после того, как некоторое время пробудешь в сети, ощущение, будто психоделиками закинулся.

— Ещё он считает что АРПАнет отняла у него Душу.

Док об этом поразмыслил.

— А отняла?

Искряк нахмурился куда-то вдаль.

— Системе души ни к чему. Она вообще так не работает. Даже если залазить кому-то в жизнь? это ж не какой-то восточный приход, когда растворяешься в коллективном сознании. Это просто находишь какую-нибудь дрянь, которую никто не думал, что найдёшь. И движется всё так быстро, типа, чем больше мы знаем, тем больше мы знаем, изо дня в день меняется чуть ли не на глазах. Почему я стараюсь работать допоздна. Наутро не так шокирует.

— Ух. Наверно, мне лучше тут чему-то поучиться, не то устарею.

— Тут всё довольно громоздко, — обмахнув комнату рукой. — Здесь, в реальной жизни, в отличие от той, что видишь в кино про шпионов и по телевизору, мы до сих пор и близко не подошли к той скорости или мощности, даже инфракрасные приборы и штуки ночного зрения, которыми во Вьетнаме пользуются, всё равно очень далеко от «Рентгено-Чков», но движется всё по экспоненте, и когда-нибудь все проснутся и поймут, что они под наблюдением, которого им не избежать. Сбежавшие должники больше не смогут сбегать, а может, тогда и места, куда им сбегать, не останется.

Кофейная машина разразилась громким синтезированным вокалом «Volare»[88].

— Это Фриц её так запрограммировал. Лично я бы предпочёл «Ява-Джайв».

— Тогда ты ещё несколько не родился.

— Это всё данные. Единицы и нули. Всё восстановимо. Вечно присутствует.

— Ништяк.

Кофе оказался неплох, с учётом его роботизированного происхождения. Искряк попробовал показать Доку что-то из кода.

— О, а эй, — вспомнил тут Док, — эта твоя сеть, в неё больницы входят? Типа, кто-нибудь попал в неотложку, ты бы смог узнать, как он себя чувствует?

— Смотря где.

— Вегас?

— Может, что-нибудь через Университет Юты, дай-ка погляжу. — Взметнулась метель пластиковой перкуссии и зелёных символов из открытого космоса на экране, а через некоторое время Искряк произнёс:

— Есть «Рассвет» и «Пустынные источники».

— Она будет под фамилией либо Бобертон, либо Двенедель. Поступила относительно недавно, я думаю.