Маринкина любовь - Наталья Воронцова

— Нет, подожди. Я с тобой…

— Куда ты? Я тебя сам провожу.

— Давай, Дима, давай, — ободрила Кристинка. — Не слушай ее. А я пойду. Ужасно спать хочется!

Маринка открыла было рот, чтобы воспротивиться, но сестра уже игриво сделала ручкой и быстро пошла дальше..

— Садись, что ли, — предложил Соловьев, показывая на багажник, — покатаю.

Маринка тряхнула волосами и села. Они поехали. Голубева обнимала Димку за талию и думала, зачем она это все делает. Смысла никакого. Но как хотелось еще раз почувствовать рядом Димкино тепло, его знакомый запах!

— Тили-тили тесто, жених и невеста!

Снова рядом с ними бежали маленькие дети, смеялись и показывали на них пальцами. Интересно, время вообще бежит вперед — или только бесконечно возвращается назад по кругу в одни и те же точки?..

Часа полтора Соловьев возил Маринку по Петровскому. Они съездили к реке, прокатились по мосту, объехали школу…

— Дим, мне пора, — тихо сказала Маринка, посмотрев на часы.

— Разве ты не останешься? — вдруг удивился он.

— Нет, мне надо ехать…

— Понятно, тебя твой свиноподобный ждет! — мрачно резюмировал Димка. — Ну давай отвезу тебя на вокзал.

На перроне они постояли рядом минут десять, пока ждали электричку.

— Ну я покатил…

— Дим, подожди…

— Чего?

— Нет, ничего…

— Пока!

— Ты меня не поцелуешь?

Димка быстро ткнулся ей в шею, отвернулся и уехал на велосипеде, остервенело крутя педали. Маринка отчего-то заплакала.

Когда она вернулась домой, Слава лежал на диване и смотрел телевизор.

— Где ты была? — спросил он равнодушно.

— У мамы. Ей было плохо…

— А…

— Слав, ты знаешь, я там Диму видела…

— Какого Диму? Того алкоголика с вечера выпускников, что ли? Ох как мы с ним попили!

Весельцов мечтательно вздохнул и отвернулся к телевизору. Маринка пошла на кухню и поставила чайник. На душе скребли кошки отчаяния.

Однажды ночью Ташу разбудил телефонный звонок. Кто бы это мог быть в такой час? Таша боялась ночных звонков — от них веяло опасностью. После минутного колебания она взяла трубку:

— Алло?

— Мне срочно надо поговорить с тобой. Очень срочно… — Голос Леона в трубке дрожал.

— Слушай, нам не о чем говорить.

— Очень надо!

— Давай завтра. Позвони на мобильный часов в восемь…

— Мне надо тебя увидеть. Не телефонный разговор! Я тебя очень прошу!

— Ладно, приезжай.

. Таша недовольно приподнялась с кровати и посмотрела на циферблат. Было три часа ночи. Какое хамство! Не появляться два с половиной месяца, а потом вот так позвонить! А завтра у нее важный эфир. Значит, глаза будут красные — и опять все пойдет наперекосяк… Таша умылась и натянула джинсы. Похоже, сегодня она скажет ему все, что думает. Все, абсолютно все! А главное, что им никогда больше не надо встречаться. Потому что она никогда его не простит.

Леон приехал через пятнадцать минут. Таша встретила его в дверях ледяным молчанием. Он потерянно потоптался у дверей:

— Войти можно?

— Зачем ты приехал?

— Такое случилось, ты не представляешь! — вдруг начал рыдать, громко всхлипывая. Ташина холодность мгновенно улетучилась, она втащила его в квартиру:

— Что случилось? Что-то серьезное?

— Да, да! Очень серьезное. Я не знаю, как тебе сказать… Но должен, больше некому… — Леон захлебывался слезами.

— Да говори скорее! — У Миши СПИД.

— Что? Ты не шутишь? — У Таши коленки подкосились, а следом она вдруг почувствовала прилив нежданной агрессии. — Но я тут при чем?

— Ты единственная, кому я могу сказать об этом. Я сам только что узнал. Мне позвонила его жена…

— Боже мой. Я, кажется, схожу с ума…

Она растерянно опустилась на диван в гостиной. Только этого еще не хватало. Мысли понеслись стремительным потоком. Леон продолжал отчаянно рыдать. Он был маленьким и жалким.

— И что теперь? — тихо спросила Таша.

— Он умрет. Вопрос только во времени. Может, месяц, может, три…

— Господи. — С Таши мгновенно слетели остатки сна. Вдруг ее точно тряхнуло изнутри. — Подожди! А как же ты?

— Не знаю.

— Ты проверялся?

— Нет пока. Я же говорю, я только что узнал… Наташка, я не переживу этого!

Таша подошла к скрюченному в кресле Леону и погладила его по голове:

— Тихо, тихо. Мы что-нибудь придумаем. В анализах бывают ошибки…

— Нет ошибок! Он давно знал, просто не говорил мне… Я его так люблю!

— Ну не плачь, ну пожалуйста! Хочешь, я сделаю тебе чай?

Или выпьем коньяку?

— Не могу…

— Нет, давай! Ты полежи, я принесу.

На кухне Таша быстро заварила чай с мятой. Голова гудела. Все только что услышанное казалось неправдой. Наступит утро, а там все выяснится. Не бывает же неразрешимых ситуаций! О себе в этот момент она почему-то не думала. Придя в комнату с чайником, она заметила, что Леон уснул, свернувшись калачиком в кресле. Он вздрагивал и тяжело вздыхал во сне. Таша выключила свет, прикрыла дверь и на цыпочках вышла из комнаты. В отличие от Леона, она не спала, до утра ворочалась, не в силах сомкнуть глаз.

В семь часов она разбудила Леона, который все так же, свернувшись, лежал на диване, как будто за всю ночь даже не пошевелился.

— Я что, уснул? Сколько времени? — испуганно спросил он.

— Я сделала тебе кофе. Выпей, и мы решим, что делать дальше.

Голова у нее работала четко и ясно. Пока Леон мелкими, быстрыми глотками пил обжигающий кофе, Таша смотрела на него. Таким она не видела его никогда: у него на лице было самое настоящее страдание.

— Ты съездишь со мной в больницу? Я боюсь, что…

— Когда?

— Прямо сейчас…

— Съезжу.

Таша позвонила на работу и сказала, что очень больна. К черту съемки! У нее грипп, температура, плохое самочувствие. Какой грипп в середине лета? Наверно, простыла под кондиционером или поймала вирус, когда делала сюжет в детской больнице. Сегодня она не выйдет. Когда? Быть может, завтра или послезавтра. Пусть ее заменят, она не боится замен. Разве можно вообще хоть что-то загадывать в жизни? Несколько раз она вспомнила Маринку, пока неслась с Леоном по утренним московским улицам — та давно уже ничего не загадывала…