Кто вы mr. Gorbachev? История ошибок и предательств - Владислав Швед

Одним из таких исследователей является Стыкалин Александр Сергеевич, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Института славяноведения. Он в № 4 за 2000 год электронного журнала «Мир истории» опубликовал статью под названием «Андропов в Венгрии накануне событий 1956 г.». В этой статье Стыкалин проанализировал телеграммы Андропова в Москву по поводу событий в Венгрии и сделал вывод: «…донесения Андропова хорошо показывают, сколь последовательно советская дипломатия в Будапеште отстаивала позиции охранительных, контрреформаторских сил, видя именно в них главный гарант обеспечения интересов СССР в Венгрии. Даже самый умеренный реформаторский курс в “подответственной” ему стране Андропов считал неприемлемым для Москвы».

Исходя из вышесказанного, получается, что Андропов был советским «держимордой», не позволившим «демократическим» умеренным реформаторским силам в Венгерской Народной Республике захватить власть. При этом следует признать, что основания быть недовольными властью у многих венгров были. Поклонник СССР, глава Венгерской партии трудящихся (социалистической ориентации) и одновременно председатель правительства ВНР Матьяш Ракоши установил личную диктатуру и, подавляя любое инакомыслие, форсированно проводил советизацию страны.

Но, как известно из истории, одну диктатуру с легкостью заменяет другая, не менее жестокая. Это произошло бы в Венгрии при захвате власти так называемыми реформаторами. Ведь страна в течение 24 лет (1920–1944) жила при полуфашистском диктаторском режиме адмирала Миклоша Хорти, регента Королевства Венгрия и верного союзника Адольфа Гитлера. С 27 июня 1941 года до 15 октября 1944 года венгерские войска воевали на стороне нацистской Германии против СССР и отличились особой жестокостью в расправах с советскими людьми. Хортистские настроения, подпитываемые венгерским национализмом, в 1956 году были достаточно сильными в Венгрии. Несомненно, там бы нашелся продолжатель традиций венгерского регента-диктатора.

Попутно позволю себе отвлечься и порассуждать на тему истории и историков. Удивляет, что некоторые из них, никогда не бывшие во власти, не принимавшие судьбоносных решений, не чувствовавшие ответственности за их принятие, начинают давать оценки деятельности политическим или военным деятелям прошедших времен. Как бы им следовало поступать и чем они должны были руководствоваться, принимая судьбоносные решения?

Особенно странно, когда гражданские историки анализируют исторические военные кампании. Эти стратеги от истории нередко забывают простую истину, звучащую так: «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги!» Уверен, что если бы была возможность переиграть историю по рекомендациям современных историков, то, видимо, многие исторические великолепные победы превратились бы в не менее позорные поражения. Ведь помимо совокупности известных исторических обстоятельств, обусловивших ту или иную победу или поражение, существует нечто, являющиеся определяющим для этого события. И это не всегда дано выяснить историку.

Меня также удивляет слепая вера многих историков в архивные документы. Да, это одни из самых достоверных источников, позволяющих судить о прошедших временах. Тем не менее я, как человек, за подписью которого в литовских, да и в советских архивах находится немало документов, в том числе и с грифом «Совершенно секретно», могу заявить, что полагать, что в официальных архивных документах всегда отражена действительная картина всех обстоятельств события, произошедшего в прошлом, неверно.

В главе «Таинственные заседания Политбюро» я уже писал о том, как оформлялся протокол 9-часовой VI партконференции Компартии Литвы, зафиксировавший появление Компартии Литвы на платформе КПСС, но отразивший лишь события последних полутора часов. Помимо этого добавлю еще один пример.

Известно, что основная работа с законопроектами в Государственной думе РФ проводится в соответствующих профильных комитетах. Их количество в каждой Думе различно. Официально это объясняется важностью проблем, на которых Дума в очередном созыве планирует сосредоточить свое внимание. На самом деле количество профильных комитетов в каждой Думе, помимо вышесказанного, во многом, если не в основном, определяется межфракционной борьбой за количество «статусных» должностей, которыми являются должности «руководителей» профильных комитетов и их «заместителей».

Мне известны случаи, когда под определенного политически значимого депутата специально создавали профильный комитет, дабы депутат не остался вне «статусного» кресла. Но в официальных документах об этом историк не найдет даже упоминания. Истинную ситуацию можно узнать только от очевидцев, наблюдавших борьбу фракций за профильные комитеты.

Однако полагать, что телеграммы посла СССР Ю. Андропова в Москву не отражали действительной ситуации, сложившейся в народной Венгрии в 1956 году, нет никаких оснований. Более того, ознакомившись в статье А. Стыкалина с телеграммами Андропова, я поразился сходству ситуации в Венгрии 1956 года и ситуации в Литве в 1989–1990 годах.

Так, в телеграмме, направленной Андроповым в Москву в конце июня 1956 года, звучит беспокойство о том, что органы государственной безопасности Венгрии «не проявляют должной решительности в борьбе против контрреволюционных элементов, которые стали вести себя недопустимо нагло». В другой телеграмме Андропов сообщает, что: «нерешительность Политбюро и ряд беспринципных уступок, которые оно делало без всякого политического выигрыша, сильно расшатали положение венгерского руководства, а похороны останков Райка еще больше способствовали этому».

В последней телеграмме, отправленной в МИД СССР 23 октября, перед самыми событиями, Андропов докладывал: «Во всех этих высказываниях видна растерянность венгерских товарищей и, как нам кажется, известная потеря уверенности в том, что из создавшихся затруднений еще можно выйти. Нам представляется, что в создавшейся обстановке венгерские товарищи вряд ли смогут сами начать действовать смело и решительно без помощи им в этом деле».

То же самое происходило в Литве в 1988–1990 годах. В республике нарастали сепаратистские настроения, а Москва не реагировала. Республиканское партийное и советское руководство было в растерянности. При этом замечу, что мне не нравился мелочный диктат Москвы в отношении Литвы, о чем я не раз заявлял на пленумах ЦК Компартии Литвы. Я также был не против того, чтобы республика стала самостоятельной, но осталась бы в сфере советского влияния, сохранив с СССР тесные политические и торгово-экономические связи. Но когда, пользуясь безучастной позицией ЦК КПСС и нерешительностью в действиях Бюро ЦК Компартии Литвы, в республике были фактически «подавлены» сторонники советской власти, я также стал слать в ЦК КПСС тревожные письма.

А кто же в Советской Литве рвался к власти в 1988–1990 годах? Их лидером был музыковед В. Ландсбергис, обласканный советской властью по причине того, что его отец с 1927 года работал на НКВД, а затем КГБ СССР. Сам же Ландсбергис 20 лет являлся информатором КГБ, строчившим доносы на коллег. Чтобы не продолжать длинный список советских коллаборантов, претендовавших на власть в Литве в 1988–1990 годах, я сообщу, что из 35 членов Инициативной группы «Саюдис», объявившей поход за независимость, 17 были коммунистами, а 16 человек – сотрудничали с КГБ Лит. ССР.