Лунная долина - Джек Лондон

Хэфлер ушел на следующий день в Монтери, чтобы сесть в поезд, идущий на Сан-Франциско. Он предоставил им свой мраморный дом — пусть живут всю зиму, если захочется. В день отъезда Хэфлера Билл вознамерился побродить вокруг дома и отдохнуть от вчерашнего путешествия. Он был разбит, все тело ломило, и он поражался выносливости поэта.

— Похоже, в этих местах что ни человек, то рекордсмен, — удивлялся он. — Возьмем к примеру Хэфлера. Он крупнее меня и весит больше, — а вес мешает при ходьбе. Но ему все нипочем. Он говорил мне, что за сутки прошел восемьдесят миль, а за три дня сто семьдесят. Ну и смеялся же он надо мной! Я себя чувствовал прямо мальчишкой перед ним!

— Не забывай. Билли, — утешала его Саксон, — что каждому свое. Уж кто-кто, а ты побиваешь все рекорды. Когда коснется бокса, никому из них не справиться с тобой.

— Ты, должно быть, права, — согласился он. — Но все равно обидно, что поэт оказался лучшим ходоком, чем я, понимаешь ты — поэт!

Они целыми днями бродили по окрестностям, осматривая казенные земли, и в конце концов скрепя сердце решили не брать их. Лесистые каньоны и гигантские утесы хребта Санта-Лучиа пленили Саксон, но она помнила то, что Хэфлер рассказывал ей о летних туманах, которые закрывают солнце на целую неделю или две и держатся здесь месяцами. И потом — отсюда не доберешься ни до какого рынка. До почты, где начинается проезжая дорога, и то много миль, а проезд по ней через Пойнт Сур до Кармела труден и опасен. Билл своим опытным глазом возчика сразу определил, что возить тяжелые грузы по этой дороге — небольшое удовольствие. На участке Хэфлера имелась каменоломня с превосходным мрамором. Он говорил, что, будь поблизости железная дорога, каменоломня представляла бы собою целое состояние, но при данных условиях он готов им подарить это сокровище, если только они пожелают.

Билл мечтал именно о таких поросших травой склонах, на которых бы паслись его лошади и скот, и он не без сожаления покидал эти места, но охотно прислушивался к доводам Саксон в пользу фермы, какую они видели в оклендском кинематографе. Да, он согласен, им нужна именно такая ферма, и они найдут ее, если бы даже им пришлось проискать целых сорок лет.

— Но там непременно должны быть секвойи, — не сдавалась Саксон. — Я просто влюблена в них. И мы прекрасно обойдемся без туманов. А поблизости должно быть хорошее шоссе и железная дорога, не дальше чем за тысячу миль.

Непрерывные зимние дожди продержали их в течение двух недель пленниками в мраморном доме. Саксон рылась в книгах Хэфлера, хотя большая их часть доводила ее до отчаяния своей непонятностью, а Билл отправлялся на охоту с дробовиком поэта. Но он оказался неважным стрелком и еще худшим охотником. Его единственной добычей были кролики, которых ему удавалось убивать в тех случаях, когда они сидели смирно. Еще хуже он владел винтовкой, а ведь ему раз шесть довелось стрелять в оленей и один раз даже в какую-то громадную кошку с длинным хвостом, — он был уверен, что это горный лев. Хотя он и ругал себя за неудачи, Саксон видела, что это новое занятие доставляет ему огромное удовольствие. Несколько запоздалое пробуждение охотничьего инстинкта как будто преобразило его. Он пропадал с раннего утра до поздней ночи, взбирался на отвесные кручи и делал громадные концы, однажды дошел даже до золотых приисков, о которых им рассказывал Том, и отсутствовал двое суток.

— Как можно целую неделю гнуть спину в городе, а по воскресеньям ходить в кинематограф и на гулянье, — возмущался он. — Понять не могу, какого черта я тянул эту лямку. Мне следовало жить здесь или в каком-нибудь другом таком же месте.

Он был увлечен своим новым образом жизни и то и дело рассказывал Саксон давнишние охотничьи истории, которые слышал от отца.

— Знаешь, у меня больше не ломит ноги, даже если я проброжу целый день, — торжествовал он. — Втянулся! Если я когда-нибудь встречу Хэфлера, то уж я его позову на прогулку, и он у меня походит!

— Вот сумасшедший, вечно тебе не дают спать чужие успехи, ты хочешь перещеголять каждого, будь он хоть бог знает какой специалист,

— радостно смеялась Саксон.

— Что ж, может оно и так, — проворчал он. — Нет, с Хэфлером мне будет трудно тягаться. Он создан для ходьбы. Но все равно в один прекрасный день, если только я его встречу, я предложу ему надеть перчатки… хотя я и не позволю себе такой низости и не буду мучить его так, как он мучил меня…

Когда они возвращались в Кармел, состояние дороги убедило их в том, что они поступили весьма благоразумно, отказавшись от мысли о казенных землях. Им попалась опрокинутая повозка, потом другая — со сломанной осью, а подальше на откосе, ярдов на сто ниже, видна была яма, куда вместе с обвалившейся дорогой рухнула почтовая карета, пассажиры, лошади — все.

— Думаю, что зимой они здесь ездить не будут, — сказал Билл. — Эта дорога — смерть для лошадей и для людей. Нечего сказать, хорошо бы тут выглядели повозки с мрамором!

Устроиться в Кармеле было нетрудно. Железный Человек уже уехал в католический колледж, а «хибарка» оказалась очень удобным и уютно обставленным домиком в три комнаты. Холл дал Биллу работу на картофельном поле, — у него было три акра под картофелем, и он, к величайшему удовольствию всей компании, обрабатывал их самым необыкновенным образом. Он сажал картофель во всякое время года, и жители Кармела были уверены, что картофель, который не успевал сгнить в земле, делят между собою суслики и забредающие на его огород коровы. Холл взял у кого-то плуг, нанял упряжку лошадей, и Билл принялся за работу. Он обнес поле изгородью, а затем выкрасил гонтовую крышу своего домика. Холл влез к Биллу на конек крыши и снова предупредил, чтобы тот не касался его дров. Однажды утром он пришел и стал наблюдать, как Билл колет дрова для Саксон. Поэт ревниво следил за работой Билла и в конце концов не выдержал:

— Мне совершенно ясно, что вы не умеете взять в руки топор, — насмешливо заявил он. — Давайте я покажу вам.

Он проработал с час, непрерывно рассуждая об искусстве колки дров.

— Хватит! — наконец, воскликнул Билл, отбирая у Холла топор. — Мне теперь придется наколоть вам целый штабель, чтоб сосчитаться с вами!

Холл неохотно отдал ему топор.

— Смотрите не попадайтесь около моих дров, — пригрозил он. — Мои дрова неприкосновенны, зарубите это себе на носу.

С деньгами все обстояло благополучно, Саксон и Билл даже откладывали. За квартиру они не платили, простая пища стоила дешево, а Билл получал работы столько, сколько хотел. Все члены этой веселой компании словно сговорились не давать ему бездельничать. Работа была самая разная и случайная, но это было удобно, ибо давало возможность согласовывать свои свободные часы с Джимом Хэзардом: они ежедневно занимались боксом и долго плавали в море. Утром Хэзард писал, потом выходил в сосны и издавал призывный клич, а Билл тут же бросал любое дело и бежал на его зов. После купанья они принимали душ в доме у Хэзарда и массировали друг друга по всем правилам науки и, только покончив с этим, обедали. Во второй половине дня Хэзард возвращался к письменному столу, а Билл к работе на свежем воздухе. Частенько они отправлялись на прогулку в горы и делали несколько миль. Они постоянно тренировались. Хэзард, семь лет подряд занимавшийся футболом, отлично знал, какая участь ожидает спортсмена, сразу оборвавшего тренировку, и был вынужден продолжать ее. Она являлась для него не только необходимостью, он полюбил физические упражнения. Билл тоже любил их, ему было приятно чувствовать себя в форме.