Месть нибелунгов - Торстен Деви

Зигфриду показалось, что он слышит в завываниях ветра голоса нибелунгов, которые насмехались над ним и вызывали его на вечный бой.

— Пока существуют нибелунги, покоя в мире не будет. Они сеют подлость, приносящую им богатый урожай. Они подобны богам, чья скука заставляет их играть в жестокие игры. Лишь люди могут жить в любви и покое.

— Что же будет теперь? — спросила Брюнгильда.

— Я не думаю, что успокоюсь, пока не уничтожу нибелунгов.

— Нибелунгов невозможно уничтожить, так как у них нет жизни.

— Но я готов искать способ, чтобы сделать это, — продолжил Зигфрид. — Я уже предвкушаю наслаждение, которое испытаю, услышав мольбы лесных духов о прощении, и представляю себе, как они будут предлагать мне все больше и больше богатств за их жалкое существование. А затем, когда они все издохнут, я покину этот мир — пусть не справедливым королем, но Зигфридом, убийцей нибелунгов.

— Это была бы жестокая и одинокая жизнь, — прошептала Брюнгильда, в присутствии Зигфрида все больше и больше становившаяся человеком и уже мало напоминавшая валькирию, которая когда-то являлась в его сны.

— Это была бы жизнь, вызванная гневом богов и подлостью нибелунгов, — подтвердил Зигфрид. — Именно поэтому моя жизнь не будет такой. Тот, кто хочет стать победителем в этой игре, должен от нее отказаться. Не Один предопределяет мою судьбу и не лесные духи. Я делаю это сам, здесь и сейчас!

— Если тебе удастся осуществить свою мечту, — сказала Брюнгильда, — ты мог бы стать величайшим из всех, кто был до тебя. Твое величие было бы больше величия твоего отца, Гунтера, Гернота…

— Я больше не стремлюсь к величию, — возразил Зигфрид.

— Может, в этом и заключается разгадка. — Брюнгильда опустила руку на его плечо. — Это мудрая мысль, Зигфрид.

— Называй меня Сигурд.

Взяв с собой только Нотунг и немного вяленого мяса, Сигурд отправился на север. Брюнгильде это напомнило о Герноте и Эльзе, которые когда-то пытались избежать влияния богов на их жизнь. Но Брюнгильда не сомневалась, что Сигурду под силу сделать то, что не удалось предыдущему поколению.

Она провела еще несколько дней в ксантенском замке. Мертвые сожженные стены идеально подходили к ее мрачным мыслям, и она блуждала по коридорам замка, словно королева, которой когда-то хотела стать. В какой-то момент Брюнгильда рассмеялась, впервые за много лет подумав о том, что она могла бы стать правительницей Ксантена, если бы Зигфрид все-таки попросил ее руки. Когда-то его предательство принесло ей боль и страдания, но теперь все осталось в прошлом и казалось уже не столь важным.

Волк не отправился за Сигурдом. Он наслаждался запустением ксантенского двора и обществом валькирии. Вечерами они вместе наблюдали закат, и Брюнгильда гладила его по голове, а зверь лизал ей руки.

— Ты можешь им гордиться, — как-то сказала она. — Может, он и не стал королем, как того требовал зов крови, но я еще никогда не видела столь рассудительного молодого человека.

Волк зарычал, но Брюнгильда опустила руку ему на нос.

— Если бы ты был мудр, ты выбрал бы меня, а не свою блондинистую принцессочку, так что теперь сиди и молчи.

И волк замолчал.

Когда войска франков взяли Ксантен, Брюнгильда и волк покинули замок и направились к мосту-радуге. Они заслужили праздничную трапезу, и отныне во всех двенадцати дворцах Валгаллы их историю будут слушать еще много раз.

Сигурд подумал о том, что прошел всего лишь год с тех пор, как он впервые увидел Фъеллхавен и назвал себя данным ему при рождении именем. Лето уже заканчивалось, и он смотрел на город глазами человека, не жаждавшего более приключений. Он хотел отправиться на родину и оставаться там, сколько бы ни менялись времена года.

С тем немногим, что осталось от золота нибелунгов, он поднялся по Рейну в Данию, даже не задумываясь о том, приводил ли он в ярость лесных духов, растрачивая их сокровища. Иногда по ночам принц слышал их голоса, оскорбленные и властные. Они ждали от него действий, нового начала вечной игры. Время от времени им удавалось пробраться в его сны, но даже там он превосходил их, и ненависть нибелунгов разбивалась о толстую стену его безразличия. Через какое-то время они оставили Сигурда в покое.

Найти корабль, который отвез бы его в Исландию, было несложно. Когда исландцы победили захватчиков, крошечное королевство приобрело репутацию необычайно храброго и достойного партнера, в том числе относительно торговли. Многие страны отправляли на остров корабли с товарами, а Дания больше всех старалась проявить свою дружбу, помогая заново отстроить королевство.

Сигурд остановился на том же постоялом дворе, где в первый вечер на континенте ему и Гелену удалось попировать, напиться и подраться. Но сегодня он не жаждал особого веселья, как, впрочем, и большинство других путешественников. Все они слышали о последних событиях в королевствах, о нападении орд Утгарда и не испытывали желания обнажать мечи.

Утолив голод жареным мясом и приняв из рук трактирщика третью кружку пива, Сигурд спросил:

— Здесь была одна служанка. Я забыл, как ее зовут. Маленькая и светловолосая… Я видел ее здесь прошлой осенью.

Трактирщик кивнул.

— Лив. Она здесь больше не работает. Ушла еще зимой, когда у нас было полно посетителей. Говорят, она живет у одного крестьянина на краю селения. Вы хотите что-то ей передать?

Сигурд махнул рукой.

— Это не так уж важно. Когда-то я легкомысленно сказал ей, что больше никогда не появлюсь во Фъеллхавене, но жизнь пошла совсем не так, как я думал.

— А у кого она идет так? — Трактирщик пожал плечами, а Сигурд думал над этой фразой до тех пор, пока кружка не опустела.

Он пробыл во Фъеллхавене два дня, и никто не узнавал в нем юношу, бывшего наследника ксантенского трона. Теперь он носил бороду, а когда-то гладкое молодое тело было покрыто шрамами. Даже его глаза, прежде такие ясные и озорные, приобрели мрачное выражение постоянного недоверия, а брови всегда были нахмурены.

Наконец у Сигурда не осталось причин медлить со своей поездкой домой, и он собрался сесть на груженный пшеницей корабль, который отправлялся в Исландию. Следуя старому обычаю, Сигурд помог морякам занести мешки с зерном на борт, и физическая работа, не связанная с борьбой, доставила ему явное удовольствие. С людьми, ничего не знавшими о трагической истории принца, он даже позволял себе шутить, хотя его сердце по-прежнему было разбито.

Волны были спокойными, а на небе стояла полная луна, так что капитан корабля решил плыть в ночь. Сигурд уже забросил свой вещевой мешок на борт и одной ногой стоял на датской земле, когда вдруг услышал за спиной дрожащий голос:

— Год назад один молодой человек сказал мне, что не вернется сюда.

Он оглянулся и в лунном свете увидел Лив. В глазах девушки застыло изумление: он действительно очень изменился.