Хоккенхаймская ведьма - Борис Вячеславович Конофальский

Он растерянно глядел на оружие, потом на кавалера и снова на оружие.

– Ну? Так вы сделаете это? – спросил Волков, все еще держа стилет перед оруженосцем.

Юноша взял у него стилет и теперь смотрел на Вилли. Сыч держал его крепко, лицо секретаря уже было багровым, но он все еще был жив и таращился на оружие у Максимилиана в руке, сипел, пытаясь что-то сказать.

– Ну, чего вы тянете, – спросил Волков, – или вам все это нравится?

Максимилиан взглянул на него и, собравшись с духом, шагнул к секретарю и воткнул ему оружие в живот. Струйка почти черной крови лизнула руку юноши, он тут же инстинктивно вытащил стилет из тела и выронил его на пол, отшатнулся и повернулся к кавалеру.

Тот смотрел на него неодобрительно и спрашивал:

– Вы его пытаете или убиваете?

Юноша молчал ошарашенно, будучи не в силах говорить, а Волков постучал себя пальцем по груди и произнес, показывая место:

– Бейте в сердце и не попадите в грудную кость. На оружии нет гарды, соскользнет рука, и вы ее себе располосуете.

Максимилиан кивнул головой, вздохнул и поднял с пола оружие. Подойдя к секретарю, который все еще шипел и сипел, снова вонзил в него стилет. Жало вышло из спины секретаря, даже чуть кольнуло Сыча в ляжку. На сей раз удар был более точен. Кровь залила юноше руку, но он не выпустил оружия и поглядел на Волкова, ища одобрения. Вилли тут же помер, обмяк. Сыч отпустил веревку, и секретарь сполз на пол, а Максимилиан успел вытащить стилет. Волков даже при тусклом свете лампы видел, как молодой человек бледен, как странно блуждают его глаза, как не хотят они глядеть в сторону мертвеца.

«Что ж, мальчик, ты, кажется, хотел быть воином, – со злорадством думал Волков. – Добро пожаловать в корпорацию. Это неприятно, а как ты мечтал? Как ты будешь добивать раненых и пленных еретиков? Или, может, отпустишь их?»

Максимилиан протянул ему оружие. Кавалер не стал ему выговаривать за то, что стилет был весь липкий от крови, вытер его сам об мертвеца, а затем отмыл остатками воды, что была в кувшине у кровати. Он совсем не торопился, хотя чувствовал, знал, что и Максимилиану, и барону, и даже Сычу хочется уйти отсюда побыстрее. Нет уж, постойте рядом с трупом. Стойте тут и ты, заказчик, и вы, убийцы, пока я отмою свой стилет. Они все стояли молча, ждали его.

Наконец он спрятал чистое оружие себе в сапог и пошел к выходу.

Там, в коридоре, когда монах уже вышел из пыточного зала, Волков нашел начальника караула и сказал:

– Ведьма Рутт и ее секретарь пытались убить барона, пришлось их успокоить. Похорони их, – он протянул стражнику талер, – и чтобы ни могил, ни надгробий, чтобы все тихо было. Понял?

– А в реку можно их? – спросил понятливый начальник стражи.

– Да, в реку можно.

Волков пошел на улицу, думая, что у барона хватит ума больше не лезть к нему хотя бы сегодня, но тот не унимался, догнал его и заговорил, как всегда вкрадчиво и убедительно:

– Как я рад, что встретил вас. Даже не знаю, кто бы еще мог все это сделать.

Кавалер сразу понял, что это только начало, барон снова хватал его за рукав, а у него уже не было сил даже просто вырвать руку.

– Но нужно завершить дело, нужно сделать последний шаг, слышите, кавалер?

– Чувствую, дело не завершится, пока я не зарежу вас, – холодно сказал Волков.

– Нет, дело завершится только на банкире, – барон его даже остановил, зашептал возбужденно, – банкир последний, кто видел бумаги.

– Идите к дьяволу, барон, – ответил Волков, даже не скрывая раздражения.

– Подождите, кавалер!

– К дьяволу, я сказал. – На сей раз Волков вырвался из цепких пальцев барона и пошел к лошадям.

– Дело надо завершить. Понимаете?

– Наймите убийц, в этом гнилом городе это будет несложно.

– Я уже подумал об этом, но я не знаю тут надежных людей, – барон все шел и шел рядом, – а если дело сорвется и банкир сбежит, что тогда делать?

– Не знаю, я по вашей прихоти уже казнил без суда двух человек. И хоть людишки были дрянь, но мне это успело наскучить. Ищите убийц.

Волков уж вставил ногу в стремя, когда барон опять его схватил за рукав:

– Кавалер, – он задумался на мгновение, – у меня есть двадцать два гульдена золота. Больше нет, это последние. Я вам их отдам вперед дела. И как только вы все сделаете, я клянусь, что сразу напишу герцогу, сразу же! И буду представлять вас как нашего с ним спасителя. Буду писать о вас в самых прелюбезных формах. Вы узнаете, насколько герцог может быть благодарен. Вы удивитесь его щедрости.

Волков залез в седло. Двадцать два гульдена – не отмахнешься. Деньги немалые, даже когда полные серебра сундуки стоят у тебя в покоях. У него, в сундуке бургомистра, среди серебра то и дело мелькали золотые. Там явно их было больше. Но двадцать две желтые монеты… Да еще расположение герцога… А Сыч все сделает за три…

«Вы удивитесь его щедрости».

И расположение герцога…

«Вы удивитесь его щедрости».

Может быть, даже земля с мужиками…

Он смотрел сверху вниз на барона и молчал. Хоть и начинало светать уже на востоке, Волков почти не различал его лица.

– Кавалер, – не отставал барон, – герцог будет вам благодарен, благодарен как спасителю.

– Хорошо, – наконец согласился кавалер, не выдержав уговоров и посулов старого дипломата, – я займусь банкиром. И очень надеюсь, что герцог действительно удивит меня своей щедростью.

Тут на коней сели и Максимилиан, и Сыч, монах залез в телегу, а барон поспешил к своей карете, все стали съезжать из тюремного двора и не видели, как в предрассветной мгле стражники грузят в телегу два завернутых в дерюгу трупа. Все хотели спать, все торопились.

А Хоккенхайм просыпался потихоньку, вставал с кроватей и перин городской люд, вставал под петушиные крики и мычание недоеных коров. И все здесь было на своих местах.

Глава 37

Приходил посыльный из городского совета, но Ёган не пустил его, сказав, что господин провел на ногах два дня, теперь спит и когда встанет, только Богу известно. Сыч тоже отсыпался, а вот брат Ипполит и Максимилиан к обеду уже встали. Оруженосец успел забыть о ночном деле и был в хорошем расположении духа, шел наверх в покои господина, чтобы поговорить с Ёганом о разных мелких делах, и в коридоре столкнулся с госпожой Агнес. Нос к носу.