Одиссея батьки Махно - Сергей Мосияш

Ночной разгром чеченской дивизии, видимо, настолько ослабил оборону, что бой был скоротечен и уже к 7 часам утра махновцы заняли Екатеринослав. Остатки 4-й стрелковой белогвардейской дивизии бежали на Нижнеднепровск.

Утром 11 ноября 1919 года Повстанческая армия Махно второй раз торжественно вступала в Екатеринослав. Впереди ехала личная разведка батьки в 50 сабель, затем сам Махно со штабармом и далее кавбригада. Бесконечной вереницей потянулись тачанки и подводы с сидящими на них пехотинцами, среди которых было много женщин: не только сестёр милосердия, но и бойцов — пулемётчиц. На одной из тачанок ехала жена батьки со своей подругой Феней, меж ними стволом вверх торчал «Максим». Рядом с этой тачанкой скакал верхом богатырь Лев Зиньковский и, клонясь в сторону Фени, говорил ей что-то весёлое, и Гоенко смеялась, милостиво кивая кавалеру.

Одежда повстанцев была пестра и разнообразна: шубы, поддёвки, жупаны, офицерские шинели, штатские пальто, кожанки, английские кителя с галифе, гусарские куртки. Над эскадронами вились чёрные знамёна и анархистские лозунги.

После боевых частей потянулись подводы с больными и ранеными, а за ними телеги с продуктами и армейским имуществом.

В тот день на совещании штабарма Серёгин отчитывался по трофеям Дикой дивизии:

— Нам досталось в Лоцмано-Каменке 50 пулемётов, 16 пушек, около 5 тысяч карабинов, 4 тысячи лошадей и 140 подвод с имуществом, а также касса с тремя миллионами рублей.

— Какие деньги? — спросил Махно.

— Деникинские.

— Сгодятся. Приказываю, чтоб в обращении ходили все деньги и керенки, и деникинские, и советские, и петлюровские карбованцы.

— И наши, — пошутил Чубенко.

Махно покосился на шутника, но, видимо, шутку не одобрил, даже не улыбнулся.

— Григорий Иванович, бери здесь теперь всё добро на учёт. На носу зима, а у нас тыщи разутьцс, раздетых. Хотя белые грабили население, ломбард не трогали, и буржуи стащили туда всё, вплоть до белья. Всё это буржуйское добро — забрать и оприходовать, раздать бойцам; из каракулевых шуб и манто — шить папахи кавалеристам, а из кожи — сапоги.

— Ох, Нестор Иванович, если б знать, сколь мы здесь пробудем, — вздохнул Серёгин.

— А при чём это?

— Ну как при чём? Заказали в Бердянске 10 тысяч пар сапог и 20 тысяч тёплых фуфаек. И что? Отступили, всё мастерам осталось, а скорее всего белые заберут. А ведь 50 процентов работы оплатил. Да и в Александровске 15 тысяч шинелей коту под хвост, 30 тысяч шапок, 10 тысяч сапог. А ведь всё это из запасов армии. Вот я и спрашиваю; сколько мы здесь пробудем? Смогу я заказывать шитьё?

— Григорий Иванович, дорогой, да кинь ты клич по полкам; требуются скорняки и портные. Знаешь, сколько их отыщется? Эти будут шить на одном энтузиазме, но платить им всё равно надо. А в случае отступления уйдут с нами, на ходу будут дошивать.

— Хорошая мысль, — воскликнул Серёгин. — Походные мастерские — скорняжная и портная. Как я раньше не догадался?

— Дело это нелёгкое, а потому возьмёшь себе в помощники моего брата Саву, хватит ему лазаретными делами заниматься.

Теперь начальником над армейскими лазаретами будет товарищ Колодуб, прошу любить и жаловать.

Колодуб, интеллигентный мужчина в пенсне, с бородкой а ля Чехов, привстал, вежливо кивнул на две стороны.

— Товарищ Колодуб, пожалуйста, мобилизуйте под своё начало врачей, фельдшеров, медсестёр, обещайте хорошее содержание — можно деньгами, можно продуктами, одеждой. Мы для медицины ничего не пожалеем.

— А как с лекарствами? — спросил Колодуб.

— По этой части обращайтесь в нашу контрразведку, вон товарищ Зиньковский эксанул аптеку в Таганроге под носом у Деникина. Только скажите ему, где есть таковая, он организует.

Отпустив с совещания хозяйственников, снабженцев и медицину в лице Коло дуба, Махно предоставил слово Белашу:

— Докладывай, Виктор, что вы там с Пузановым наработали.

— Мы с начальником оперотдела Петром Пузановым предлагаем штабарму создание из резерва нескольких отрядов для рейдов по тылам белых. Хорошо вооружённые, на конях и тачанках, они станут рейдировать в районе Бердянска, Мариуполя, Гуляйполя, Волновахи, уничтожая живую силу противника, взрывая железные дороги и другие коммуникации. Для начала мы предлагаем отряду Петренко атаковать Нижнеднепровск и попытаться выбить оттуда белых. Пока они там, нам не будет покоя.

— Хорошо бы поддержать Петренко бронепоездами, — сказал Махно.

— Они у нас есть на линии Кичкас—Никополь—Апостолово, но вся беда в том, что мы практически не имеем угля для паровозов. Надо поручить рабочим отрядам и обозным заготовку дров, и не только для обеспечения движения, но и для городов. Наступают холода, и необходимо обеспечить топливом хотя бы лазареты, пекарни и бани. Следует нацелить командиров рейдирующих отрядов — захватывать у белых не только оружие, но и склады с обмундированием и одеждой. У нас около 30 тысяч повстанцев не имеют тёплой одежды. Мы невольно толкаем бойцов к самоснабжению, а это чревато недовольством граждан.

Отряд Петренко был отправлен на Нижнеднепровск и Каменку с задачей взять их и там закрепиться. Вскоре от него явился связной с радостной вестью: «Каменка и Нижнеднепровск наши, устанавливаю Советскую власть. Комбриг Петренко».

Прочтя это краткое сообщение, Махно сказал:

— Молодец Петро. Я всегда говорил, что на него можно положиться.

Но уже через сутки Петренко примчался в Екатеринослав, притащив на хвосте три белогвардейских бронепоезда, которые ворвались прямо на станцию, строча из пулемётов направо и налево.

Белаш вызвал Чубенку, приказал:

— Бери Бурыму и немедленно взорвите мост.

— Ты что, Белаш, — пытался возразить Чубенко. — На той стороне, под Апостоловой, — наши.

— Исполняй приказ штаба.

Чубенко с Бурымой, прихватив чемодан с динамитом и бикфордовым шнуром, помчались на тачанке к мосту. Но, видимо, в бронепоездах смекнули, что затевают махновцы, и открыли такой сильный огонь до предмостью, что Чубенко и Бурыма зарылись носами в песок, оттолкнув от себя подальше чемодан со взрывчаткой.

Бронепоезда, лязгая буферами, промчались почти над их головами, продолжая трещать пулемётами. Наконец, когда мост перестал вздрагивать под колёсами стальных чудищ, Чубенко, приподнявшись и выплюнув изо рта песок, сказал:

— Ну, Ефим, благодари Всевышнего. Если б хоть одна пуля угодила в наш чемоданчик, были б мы с тобой уже на небе.

— Так, может, теперь и не надо взрывать, раз они ушли, — предположил Бурыма.

— Как так не надо? Они ж снова пожалуют.

Посовещавшись, решили, что мост действительно взрывать не стоит, надо только разрушить полотно перед ним. Так и сделали, а когда явились в штаб с докладом, там уже были Махно и оконфузившийся Петренко. Батька, услыхав доклад о взрыве моста, напустился на Чубенко: