Таинственные расследования Салли Локхарт. Рубин во мгле. Тень «Полярной звезды» - Филип Пулман

– Так что вот, – завершил свой рассказ Фредерик. – Теперь вы все знаете. Шотландский закон. Там можно выйти замуж в шестнадцать лет без согласия родителей. Стоило догадаться даже без визита в Незербригг: Гретна Грин – это же первая деревня по ту сторону границы. Нелли Бадд наверняка устроила это из какой-то сентиментальной симпатии… Не могла же она и правда его так любить, это просто ревнивые домыслы Джесси. Но тогда вопрос в том, с чем остался лорд Уитэм? И в каком положении оказалась девушка? Беллман, надо понимать, все знает, раз Уиндлшем уже некоторое время как выудил факты из миссис Гири. Ясное дело, что Маккиннон в опасности, но…

– Он в опасности, пока никто не знает о свадьбе, – заметил Уэбстер. – Как только это станет достоянием публики, он будет как за каменной стеной. Даже Беллман не рискнет его убрать – весь свет сразу поймет, почему и кто это сделал. Так вы думаете, папаша знает?

– Миссис Гири утверждает, что да, – сказал Фредерик. – Он, судя по всему, приходил к ней и пытался заплатить за молчание. Она послала его далеко и надолго, по-кальвинистски. Отличная тетка, знаете ли, мне она понравилась. Сухая, как порох, зато с чувством юмора – и кристально честная. Ничего не скажет, пока ее не спросят, зато когда спросят – выложит всю правду, не больше не меньше, и никто ей не указ.

– То есть Уитэм все знал, когда устраивал сеанс фотографирования во время помолвки и давал объявление в «Таймс», – протянул Уэбстер. – Да он серьезно влип!

Салли ничего не сказала, она думала про Изабель Мередит.

Джим неожиданно встал.

– Пойду подышу свежим воздухом, – объявил он, ни на кого не глядя.

– Да что с ним такое? – удивился Уэбстер.

– Мальчик влюбился, – фыркнул Фредерик. – Я совсем забыл. Слушай, Салли, мы отвезем твои бумаги к мистеру Темплу, а потом съездим в Ислингтон и заберем мисс Мередит и все, что тебе нужно. Потом я найду Джима, и мы с ним начнем искать Маккиннона. Вот это, я понимаю, дело! Всем делам дело!

Вторая половина дня выдалась сухая и теплая, сквозь облачную пелену то и дело проглядывало солнце. Джим шел в Гайд-парк, засунув руки глубоко в карманы, с недоброй усмешкой на лице. Алистеру Маккиннону, пожалуй, крупно повезло, что он не попался ему на пути.

Добравшись до парка, Джим немного успокоился. Выйдя на Каретную аллею, он уселся под деревом и стал разглядывать проезжавшие экипажи, вороша рукой опавшие листья.

Сезон для прогулок в парке был явно не подходящим: себя хорошо показывать летом. Тогда аллея так запружена, что кареты еле ползут. Но это неважно: главное – показаться в своем ландо или виктории с парой гнедых или серых, со своим лакеем, и чтобы тебя заметили леди Такая-то, а еще лучше подрезать мисс Такую-то. Зимой все эти социальные танцы происходили за закрытыми дверями. Каретная аллея оставалась в распоряжении тех, кто хотел подышать свежим воздухом и дать размяться лошадям.

Однако Джим пришел сюда не за этим. Он хотел встретить леди Мэри.

С того самого похожего на сон дня, когда он видел ее в зимнем саду, его душа прикипела к ней, будто стрелка компаса – к северу. Он слонялся по Кавендиш-сквер, смотрел, как она уходит из дома и приходит, как вспыхивает свет в окне ее комнаты…

Да, он сам признавал, что порядком одурел. Девушки у него, конечно, водились – десятки девушек, официанток, горничных, танцовщиц, наглых и застенчивых, развязных и чопорных. Он знал, как с ними болтать, как флиртовать, кого водить в мюзик-холл, а кого – на реку. Ему никогда не составляло труда вскружить барышне голову. Нет, ничего особенного в его внешности не было, но он постепенно мужал и вырос в грубоватого и красивого парня – хотя большая часть его очарования крылась как раз в энергичности и уверенности в себе. А еще с ним было легко: ему нравилось разговаривать с ними, а не только целоваться. Хотя поцелуи – это да: торопливые, у подвальных ступенек, или подольше – в закулисном сумраке театра или в уединенной беседке в старом Креморн-гарденс за пять минут до закрытия.

Но сейчас все было по-другому. И ладно бы только эта сословная пропасть между ними: она – дочка графа, он – сын прачки. Даже если бы они оказались на одной ступеньке социальной лестницы, он бы все равно относился к ней по-другому – потому что она сама была другая. Каждый ее жест тогда, в зимнем саду, каждый завиток волос, каждый оттенок румянца на щеках, сладость дыхания, когда она наклонилась к нему и зашептала… – все было драгоценно. И он не знал, совсем не знал, что ему с этим делать.

Только смотреть, наблюдать… И вот, наблюдая, он выяснил, что во второй половине дня она часто выезжает. Наверняка в парк, рассудил Джим. Хорошая догадка: куда еще отправиться девушке, если не в парк.

Мимо проехал экипаж. Джим оторвался от листа, который мял и рвал пальцами, и обнаружил, что смотрит прямо на нее.

Леди Мэри ехала по аллее в хорошенькой двухместной коляске. Кучер в цилиндре смотрел прямо перед собой, держа кнут под строго выверенным надменным углом. Она сидела, бессильно откинувшись на подушки. Увидав Джима, она выпрямилась, открыла рот, протянула руку, словно желая заговорить, но экипаж пронесся дальше, и скрыл ее от глаз.

Джим подскочил на месте и даже пробежал несколько шагов вслед, но остановился. Кучер наклонил голову и полуобернулся, словно слушал приказ. Экипаж сбавил ход.

Джим закрыл глаза. В тридцати ярдах впереди стук копыт стих, женский голос произнес пару фраз, и коляска покатила прочь.

Она ждала его под деревьями. На ней было каракулевое пальто, в руках – такая же муфта, на головке – шляпка с темно-зеленой лентой. Господи, она была идеальна! Джим шел к ней, не понимая, как, почему и что вообще происходит. Руки его поднялись, протянулись – ее взлетели навстречу. Потом, вспомнив, кто они такие, смутившись, очнувшись, они замерли в неуклюжем молчании.

Джим стянул с головы кепку – так полагается в обществе леди.

– Я сказала кучеру, что хочу пройтись, – начала она, нервничая не меньше, чем он.

– Симпатичная повозка, – сумел вымолвить Джим.

Она кивнула.

– Вы рот поранили, – сказала и тут же отвернулась и покраснела.

Словно специально условившись о том, они медленно пошли рядышком под деревьями.

– Вы всегда одна выезжаете? – поинтересовался он.

– Вы имеете в виду, без сопровождения? У меня раньше была гувернантка, но ее уволили. У отца сейчас не много денег. Или было не много. О, господи, я не знаю, что делать…

Она сказала это как ребенок – застенчиво, доверчиво, испуганно. Даже в ее удивительной красоте было что-то незаконченное – словно она не знала, что с ней делать; словно ее только что выбросили в этот незнакомый мир, как в море с лодки.

– Сколько вам лет?

– Семнадцать.

– Слушайте, – мягко сказал он, – мы кое-что узнали о Маккинноне.