Ведьмин бал (сборник) - Светлана Ольшевская

– И в болоте побывать пришлось, – вздохнула я и вкратце описала свои лесные похождения.

– Никого глупее я в жизни не встречала! – прокомментировала моя подруга. – Хорошо хоть, не догадалась в болото нырять.

– Согласна, – кивнула я. – С трудом удержалась, чтоб туда не нырнуть.

– Хоть это хорошо. Одного я не пойму – где ты тут видела туман? Я искала тебя и по лесу, и к речке этой выходила, но тумана нигде не было.

– Не было? Но я точно помню – уезжали казаки в туман, в темноту…

– В темноту?! Танечка, у тебя крыша на месте?

– Да знаешь, могло и в глазах потемнеть от страха, – призналась я. – Кстати, ты их не видела?

– Никого я не видела, – отрезала Ника.

– Странно. Вроде бы ехали они отсюда, вдоль ручья.

– Никого здесь не было. Ты посмотри на дорогу, она же влажная. Если бы по ней проехали всадники, остались бы следы. Слушай, странно все это!

Несмотря на мои протесты, Ника потащила меня обратно, туда, где я пережила весьма неприятные минуты. Собственно, все было на месте – река, впадавший в нее приток, через который была переброшена поваленная береза… Но Ника, оглядев окрестности беглым взглядом, уперла руки в бока:

– Танька, а не сочиняешь ли ты сказочки?

– В смысле?

– Где туман, где темнота, о которых ты говорила? Здесь ясно и светло, как в хрустальном дворце! Где, наконец, следы лошадей, и вообще – как они здесь могли проехать?!

Я тоже оглянулась вокруг и обмерла. Ника была права. Если даже предположить, что у меня от страха в глазах потемнело, то дороги, по которой ехали казаки, здесь не было и в помине. Лес, валежник, камыши – никакого свободного пространства!

– Но я же видела…

– Знаешь, у меня нет причин считать тебя вруньей, – примирительно сказала Ника. – Может быть, ты не здесь перебиралась, а где-нибудь в другом месте?

Но я уже подошла к поваленной березе. Рядом с ней, на берегу, у самого края воды, виднелись мои следы – там, где меня поставили на землю. Но только мои, и ничьих более!

Ника присоединилась ко мне и стала тоже изучать следы.

– Здесь, – прошептала я. – Вот эта береза. А вон он, сучок, за который я ухватилась. И второй, что под моей ногой обломился, видишь, висит…

Обломанный сучок-предатель болтался на ленточке коры.

– То есть там ты упала и повисла, так? – спросила Ника.

– Ага…

– И этот человек, значит, тебя снял и поставил на землю?

– Ага…

– Он заехал с конем в воду? Или у него руки трехметровые были?

– Да нет, нормальные… И в воду он не заезжал, – ответила я, глядя на быстрый поток. Сразу от берега дно резко уходило вглубь, и если бы всаднику вздумалось въехать туда с конем, то вода пришлась бы сразу же коню по грудь, если не выше. А главное – следов копыт не было и здесь…

– Слушай, ты точно не бредишь? – допытывалась Ника.

– Еще немного тебя послушаю – и сама поверю, что все выдумала, – огрызнулась я, а перед глазами отчетливо представало обветренное лицо казака и его строгий взгляд. – Нет, наверное, я научилась летать и допорхала оттуда до берега на крылышках, это больше на правду похоже?

– Но следов нет!

– Знаешь что, Ника, пойдем лучше домой. Я промокла и замерзла, если ты не заметила.

– Ой, извини! Пошли, – засуетилась подруга. Мы вышли на дорогу, и тут я вспомнила:

– Кстати, там у опушки леса пастух сидит, он тебя видел, когда ты шла к курганам. И просил тебе что-то передать, только я не расслышала. Ну, сейчас мы к нему подойдем, там и спросим.

– Пастух? – переспросила Ника. – Таня, ты призрак Андерсена сегодня не видела?

– Не поняла?

– Сказок много рассказываешь, вот что! Ну какой в феврале пастух?!

Я призадумалась. В самом деле, я и не обратила внимания на такую деталь – что значит городская жительница!

– Но там какой-то дед сидел на бревне…

– И с чего ты взяла, что это пастух, непризнанный ты гений?

– Не помню. Вроде бы там паслась… паслось что-то большое – то ли корова, то ли лошадь.

– На снегу паслось, ага, – кивнула Ника. – Снегоуборочная лошадь. С тобой все ясно.

Дальше я шла молча. Ничего не сказала и тогда, когда мы выходили из леса и на опушке не обнаружилось ни старика, ни снегоуборочной лошади. Видимо, деду надоело там сидеть и он ушел.

– Ты говоришь, что он просил тебя что-то мне передать? – спросила Ника, когда мы уже вошли в дом.

– Просил, – буркнула я. – Только я не расслышала. Что-то про золото.

– Ну, я никого не видела, – ответила Ника. – Так точно про золото?

– Да. Понятия не имею, что он подразумевал. Может, поговорку какую-нибудь, типа молчание – золото…

– Не знаю, что этот пастух снегоуборочной лошади хотел тебе сказать, но у меня сегодня находка, причем как раз из золота.

– Серьезно? – не поверила я. – Покажи!

Ника стащила с правой руки свою черную перчатку с сетчатыми пальцами. И я увидела массивный перстень – золотой и явно старинный. Он был покрыт тонким и изящным узором, с большим прозрачным камнем, переливавшимся радугой. В камнях я не разбиралась, но что он драгоценный – поняла сразу.

– Это откуда же?

– В ручье нашла. Видела там, возле курганов, ручей? Прямо как по заказу на берег вынесло!

– А зачем ты туда ходила?

– Да просто так, посмотреть, поразмышлять в одиночестве… Непростое там местечко. Ну вот, походила я, осмотрелась, потом подошла к ручью. А вода там чистая, прозрачная, так и струится, и вдруг выносит мне струя из-под корней эту вещицу.

– Ничего ж себе! Как такое могло быть?

– Не знаю как, но было. Может, ручей размыл какой-нибудь старинный клад, – пожала она плечами, а сама знай вертела рукой так и этак, любуясь переливами камня.

– Ну, может… Слушай, а ведь ты сама когда-то говорила, что если что-то нашел на дороге, то лучше не трогать, – припомнила я.

– Ну, это же не на дороге, – засмеялась Ника. – Да и как можно было не взять такую красоту!

– М-да, классный. Дай посмотреть.

– Смотри так, – она протянула руку. – А снимать не буду. Очень уж по душе пришелся. И в самый раз по руке!

– Симпатичный, – одобрила я, не сумев выдать более точную характеристику. – Но к нему не слишком подходит твой черный маникюр. Лучше какие-нибудь теплые тона.

– Эх, – Ника мечтательно вздохнула и, помолчав, добавила многозначительно: – Может статься, я когда-нибудь сменю этот черный лак на что-то веселое.