Закон ответного удара - Сергей Самаров

– Но почему не северные вьетнамцы? – спросил Айпин. – Ведь при военном поражении юга лабораторию пришлось бы прикрыть. При коммунистическом режиме гораздо труднее содержать секретную лабораторию. И они не могли не знать об этом.

– Северные вьетнамцы мало интересовались наркотиками. Им наркотики заменяли коммунистические лозунги. Сами знаете, как это воздействует на мозги.

Командир встал с кресла, в раздумье прошелся, задевая других плечами, по маленькой гостиничной комнатке.

– А кто тебе все это рассказал? И зачем? – поинтересовался Согрин у Кордебалета.

– В Хошимине меня встречал Нгуен. Помните? Проводник по болотам… Нгуен представляет вьетнамскую службу безопасности. Он, кстати, сейчас полковник. И даже слегка потолстел, стал больше на китайца похож. Их служба безопасности раскопала какие-то документы, связанные с серией убийств в Ханое. Как раз после нашего отъезда. Тогда была застрелена целая группа сотрудников органов безопасности. Как выяснилось, все они накануне вернулись из командировки в Южный Вьетнам. Кому-то показалось это странным. Стали собирать материалы, копнули глубже. Выяснили, что сотрудники выезжали на ликвидацию специалистов некоей тайной лаборатории. Эта ликвидация понадобилась потому, что деятельность самой лаборатории оказалась под угрозой засветки. А откуда взялась сама засветка – понимаете? Мы обнаружили дороги… И пусть не прошло упоминание о них в отчете. Невинная фраза, бытовой рассказ – и это может вызвать интерес к месту. А тогда возможна любая случайность.

По совпадению времени Нгуен вышел на нашу группу. Но он даже не знал, что мы представляем ГРУ. Запрос поэтому пошел в ФСБ. Там хватились – в те времена во Вьетнаме работал полковник Лисовский. Поручили ему. И не только поэтому поручили. Еще кое-что есть, но об этом позже. У Лисовского развязались руки в отношении сбора материалов по нашей группе. Материалы набрал. И поскольку под рукой оказался именно я, с меня он и начал. Подполковник Согрин для него враг. Согрина он привлекать не рискнул.

– Не поэтому… – сказал Доктор Смерть.

– А почему? – спросил Игорь.

– Враги вы для него все одинаковые. Я сумел забраться в файлы запросов Лиса по различным ведомствам и областным управлениям. Он просто не смог набрать на Согрина достаточно серьезный компромат. Сейчас его почти имеет. День назад Согрин столкнул с дороги машину в пропасть. Этим людям был дан приказ просто попугать подполковника. Лис знал, на что шел. Он достаточно хорошо понял, Игорь, твою сущность. И предвидел, что ты угрозы без внимания не оставишь. Так и получилось. А наверху, на склоне горы, в это время сидел оператор с камерой. Снимал все происшествие на видеопленку. К счастью, начало темнеть. Съемка издали. Идентификация автомобилей практически невозможна. Только если сам виновник не выдержит и сознается при просмотре, ему можно будет предъявить обвинение.

– О чем ты вообще говоришь? – спросил Игорь. – Какое дорожное происшествие? – Он улыбнулся. – Ладно, Шурик. Слушаем тебя дальше.

– От Лисовского я получил координаты Сохно и Макарова. Сфотографировал в памяти, но не переписывал, чтобы у него мысль не зациклилась, что я их искать буду. Понимал, что сам уже сунул голову в гильотину, и сказал Лису, что не могу положиться сейчас ни на того, ни на другого. Вообще очень холодно отозвался о былом боевом товариществе. Толика вообще описал спившимся типом. Ни на что не пригодным. А Славу – что со Славы спрашивать, если он дезертировал еще в Афгане. Нет. На таких типов, – улыбнулся Шурик и посмотрел на товарищей, – в серьезном деле я положиться никак не мог. А дело предстояло серьезное. И мы его вместе с Нгуеном провернули.

– Ну-ну, – покивал головой спившийся тип Толик Сохно. – Променял, значит, нас на вьетнамского полковника. Конечно, у того звездочек на погонах побольше…

– Итак, как я говорил, в Хошимине меня встретил в аэропорту Нгуен. С ним вместе мы должны были отправиться на поиски развалин храма и той самой лаборатории. Нгуен не забыл, что у него уже спрашивали про каменную дорогу. Только не предполагал, где ее искать. Группа – вместе со мной – шесть человек.

По замыслу Лиса, я должен был, как только лаборатория найдется, всю группу вьетнамцев уничтожить. Сотрудников ликвидировали в другом месте, чтобы не засветить лабораторию и тему исследований. Для этого их специально вызывали в город. А в лаборатории должны были остаться документы. Документы мне предстояло забрать, оборудование сжечь. И с документами на другое имя добираться до порта Дананг, где меня должно забрать гонконгское судно.

Лабораторию мы нашли довольно быстро. Документы, естественно, после ксерокопирования, я вывез. И на гонконгском судне по морю покатался. Но доплыл только до Макао. На подступах к порту выпил какую-то таблетку, которую дал мне Нгуен, и – честно скажу, знал бы, что это такое, не стал бы пить – меня сняли санитарным вертолетом с подозрением на холеру. Как только вытерпели мои мучения судовые гальюны… Через день холера прошла. Сам Нгуен меня и вывез назад во Вьетнам. Своим вертолетом. А оттуда я уже в Россию вернулся. Думал, что предпринять? И встретился в аэропорту случайно с Айпиным. Он сюда на семинар приехал. Ему я все и выложил, опасаясь, что меня быстро достанут. И достали через три дня, хотя я из дома носа не показывал, документы изучал.

– Как повязали?

– Приехали и пригласили в центр реабилитации. А оттуда уже не выпустили. Просто закрыли в камере, и все.

– Спецназовца можно закрыть? – удивился печально-серьезный Макаров. – Не понимаю…

– Понял бы, если бы посидел в камере, хуже тюремной. Окно не просто с решеткой, но закрыто металлическими пластинами, сваренными под углом. Между пластинами только палец пролезет. И смотреть под этим углом можно только в землю, в зарешеченную яму под тем же окном. И к тебе никто не заглянет. И света почти нет.

– Надо было сразу Лиса за шкварник брать, – посоветовал Сохно. – Вместо щита… Он не шибко храбрый, уломать такого не проблема…

– Советчики. Если бы… Но он на то и Лис, что хитрый. Он знал, чего можно было ожидать. И пошел на опережение. А я такой быстрой подлости никак не ждал. Услышал про холеру – ему же давно уже доложили – и потребовал пройти карантин и полное обследование. Не в простой инфекционной больнице, где сорок дней продержат, а здесь же, в центре. Всего за неделю.

Он даже такой ход выдал – пригрозил мне, что зарплату за время работы не выплатит, если я обследование не пройду. Чтобы я подумал, будто он холеры боится. Так и попал в камеру. А я даже и не знал, что эти окна к центру относятся, хотя видел их. В той половине никогда не был. Думал, там какое-то отделение больницы.

– А что это за центр? – спросил Сохно.

– При психбольнице у одного из отделений взяли крыло первого этажа. Чем там занимаются постоянно, я не знаю. Не спросишь же. А чем со мной занимались… Но давайте по порядку. Отправили меня на осмотр.

Сначала написали кучу бумаг – направления на анализы. Чтобы слегка усыпить бдительность. Потом общий осмотр. Разделся я, как полагается. Меня проводами обмотали, шлем на голову напялили – энцефалограмму сняли. Врач – тоже Лиса перехитрит. «Сначала так, – говорит, – дружок, снимем в нормальном состоянии, потом после укола повторно. Чтобы видеть разницу». Я спрашиваю – что за укол? Он назвал что-то непонятное, чего я никогда не слышал. И я, как последний недоумок, руку подставил. Вкатили в вену препарат, а дальше уже все в тумане помню.