Злой город - Дмитрий Силлов

Урусский отряд скрылся в лощинке между стеной сплошного леса и небольшим холмом, поросшим густым кустарником. Ничего, никуда не денутся!

Ревущая орда, словно широкий горный поток, нашедший высохшее русло, начала стремительно втягиваться в лощину…

И вдруг многоголосый вопль, не имеющий ничего общего с боевым кличем Степи, разодрал воздух. Кричали люди и кони, с разлету напарываясь на острые колья, что торчали из высокой – как раз в рост конного всадника – засеки, перегородившей лощину.

До крови разрывая поводьями лошадиные пасти, пытались степняки повернуть назад несущихся коней, но сбитые с ног теми, кто напирал сзади, падали оземь, превращая стремительную атаку тысячи конников в беспорядочную свалку.

А из леса уже летели стрелы. Лучники Кудеяра, невидимые за деревьями, били почти в упор – и каждая стрела находила цель. С пятидесяти шагов по человечьей фигуре промахнется только косой или немочный, но уж никак не охотник, с детства привычный к луку.

Но не вся тысяча успела втянуться в лощину. Больше половины всадников смогли поворотить коней и уже устремились обратно, подальше от гибельного места, когда из-за холма навстречу им вылетела ощетиненная копьями железная волна…

Их все равно было меньше чуть не втрое. Это понял бы любой, кто побывал хоть в одной битве. Но впереди закованных в кольчуги воинов, обнажив меч, летел всадник в сверкающих доспехах, которого слишком хорошо помнила Орда.

Каждый знает, что после смерти великим воинам Сульдэ дает новое тело. Потому такие воины не умирают, веками перерождаясь снова и снова. И что с того, что совсем недавно по приказу Субэдэ был с почестями похоронен рязанский богатур Евпатий Коловрат, которого, утыканного обрубками стрел и копий, смогли убить лишь камнеметами? Вот он снова летит впереди своей бессмертной дружины, сам бессмертный, словно Вечное Синее Небо, и – теперь Шонхор знал это наверняка – будет возвращаться до тех пор, пока от Орды не останется даже воспоминания.

К тому же сейчас камнеметов не было. А было лишь поле, небо и всадник, над шлемом которого словно нимб сияло заходящее солнце…

Шонхор облегченно улыбнулся и, с размаху вонзив в землю свой меч, скрестил руки на груди. Глупо бороться с волей Неба. Иногда гораздо достойнее с улыбкой встретить неизбежное.

Но ему повезло. Летевший на него огромный чернобородый всадник, замахнувшийся было на молодого кешиктена железной булавой, видимо, увидев перед собой безоружного, огромным усилием немного изменил направление смертельного удара, остановить который он был уже не в силах.

Удар пришелся черенком булавы по макушке шлема. Но и этого было вполне достаточно для того, чтобы земля крутанулась перед глазами Шонхора и, приблизившись, с размаху ударила его в лицо, мгновенно отбросив далеко за край сознания крики людей, звон стали, ржание коней и весь остальной, донельзя опостылевший мир…

Бой был коротким, но жестоким. Немногие подобно Шонхору побросали оружие при виде витязя, так похожего на погибшего урусского богатура. Но плохо приходится змее, заползшей в ножны, когда в них с размаху вгоняют отточенный клинок.

Вбитые в узкую лощину остатки ордынской тысячи Опозоренных сопротивлялись отчаянно. Но, осыпаемые сверху стрелами Кудеяровой ватаги, стиснутые между засекой и дружиной князя Александра, к которой присоединились конные новгородские ратники, обошедшие засеку разведанной ранее лесной тропой, степняки вскоре были перебиты, несмотря на явное численное превосходство.

Но и среди дружинников были потери…

Князь тщательно вытер меч тряпицей и вложил его в ножны. По лощине бродили гридни, выискивая своих среди жуткого нагромождения трупов.

– Победа, княже!

Подъехавший Олексич, не замечая раны, счастливо улыбался надорванным ртом – видать, кончик ордынской сабли задел лицо.

– Самое время летопись зачинать писать. Вон, Данила как раз в монахи собирался – он с летописью и совладает, как левой писать обучится.

Невдалеке кудеяров белоглазый Ерема перевязывал чернобородому Даниле руку выше локтя – ордынская сабля начисто срезала кисть, сжимавшую булаву. Олексич сочувственно подмигнул Даниле, мол, живы – это главное. Могло и хуже случиться. Тот растерянно улыбнулся в ответ обескровленными губами.

Князь покачал головой.

– То не победа, – сказал он хмуро. – То так, шайку упырей истребили. На всю Орду, чую, силушки не хватило бы. Копить ее надо, силушку.

Князь бросил взгляд в сторону громадного пожарища, что еще обильно дымилось на том месте, где совсем недавно стоял Козельск.

– Новгород надобно укреплять на случай, коли Орда все ж вздумает до нас дойти. И крепости будем строить по Шелони-реке, подобные козельской, – коли ливонцы, шведы али Литва с запада полезут, лучшей защиты не придумаешь. А ты – летопись. Не о чем пока летописи писать. Вот кабы град оборонили…

Князь обернулся к воинам.

– Новгородцы! Вы покуда раненых ищите да перевязывайте. А дружина – по коням. Надобно на пожарище все перевернуть, авось кто жив остался, в подполе схоронился…

Но, не доезжая пожарища, дружина остановилась у пирамиды из человечьих голов. Так и стояли молча. Слов не было. Лишь кулаки сжимались до каменной твердости да озабоченно косили глазами на хозяев умные кони – чуяли, что в душах людских делалось.

Князь спешился и низко поклонился страшной пирамиде.

– Спасибо вам, братья, – тихо произнес Александр Ярославич. – За стойкость вашу, за мужество – спасибо. И простите, коли сможете.

Обернувшись, повелел:

– Яков, останься с десятком молодцев. Похороните останки в одной могиле.

И вскочил в седло.

– Остальные – за мной…

То, что когда-то было городскими улицами, сейчас напоминало русла ручьев. Кровь была повсюду. Сапоги по щиколотку утопали в бурой жиже, источавшей удушливый сладковато-гнилостный запах. В вязких лужах лениво барахтались сытые мухи, а от вороньего грая звенело в голове – казалось, черные хищники слетелись сюда со всего света.

– Князю-то вашему сколько годков было? – спросил Олексич, пряча от вони лицо в платке, расшитом невестой.

– Малой он. Только от титьки оторвался, – потерянно ответил Тимоха. Не укладывалось в голове, что это и есть его город, в котором он родился, рос, постигал воинскую науку…

– Даже если и не зарубили нечистые, не иначе, в кровище утоп, – покачал головой Гаврила.

Впереди них шел князь Александр с лицом белым, словно у покойника. Он уже самолично раскидал пару завалов – благо, силушки было в нем хоть отбавляй, на медведя в одиночку с рогатиной ходил – но везде были только трупы. Мужские, женские, детские… Ордынцы рубили всех без разбору, заливая город кровью его защитников.

– Пленные после сечи есть? – хрипло спросил князь.