Карта дней - Ренсом Риггз

И мисс Сапсан. Пусть она подчас готова задушить нас своей заботой; пусть обращается с нами, как с детьми; но все же у нее были все основания на меня злиться. И у моих друзей тоже. Среди причин, по которым я все это затеял, слишком уж много места занимали обида на имбрин и злость на родителей. Но на самом деле проблема в том, что я попытался действовать в мире, о котором не имел ни малейшего представления. Вселенная странных людей – невероятно сложная, со своими правилами, традициями и классификациями, со своей историей. Даже мои друзья, которые изучали мир странных почти всю свою долгую жизнь, и то не знали всего. И каждого новичка полагалось готовить, обучать и тренировать не менее серьезно, чем астронавта перед полетом в космос. Но когда петля мисс Сапсан разрушилась, меня швырнуло в океан этого неизвестного мира без всякой подготовки, и чтобы выжить, мне не оставалось ничего, как плыть наудачу. Удача мне улыбнулась: благодаря своему странному дару и храбрости моих друзей я чудесным образом выжил – и, более того, победил.

Но постоянно рассчитывать на везение нельзя. Моя ошибка – в том, что я решил, будто смогу попытаться еще раз и мне опять повезет. Уязвленная гордость заставила меня прыгнуть в эти темные воды снова – и на сей раз исключительно по собственной инициативе. Более того, я увлек за собой нескольких друзей, что было не только глупо, но и, в конечном счете, нехорошо по отношению к ним. В итоге я чуть не погиб.

Я поступил как самоуверенный недоучка. И возлагать за это вину на мисс Сапсан я не мог. Значит, на самом деле я не имел права злиться ни на нее, ни на моих друзей. И чем больше я думал об этом, тем отчетливее моя злость сосредоточивалась на совершенно другом человеке. На человеке, которого с нами даже не было. Который вообще уже умер. Да, именно: на моем дедушке. Он-то знал, кто я! С самого моего рождения он прекрасно это знал. И, сам будучи странным, прекрасно знал, что рано или поздно я обнаружу собственную странность. И, зная все это, он, тем не менее, не счел нужным меня подготовить.

Почему? Неужели потому, что я нагрубил ему тогда, в четвертом классе? Неужели он так сильно обиделся? Нет, вряд ли: дедушка не был настолько мелочным. Или, как однажды предположила мисс Сапсан, он пытался уберечь меня от лишних страданий? Хотел, чтобы я вырос, чувствуя себя нормальным?

На первый взгляд это была приятная мысль. Но стоило копнуть чуть глубже, и ничего приятного в ней не осталось. Ведь он знал! Он прожил целую жизнь в странной Америке – в этой сложной, кровавой стране, раздираемой распрями. И если он скрывал правду, чтобы уберечь меня от лишних страданий, то это значит, что он сознательно мной рисковал. Даже если забыть о пустóтах, рано или поздно меня все равно бы выследила какая-нибудь банда странных американцев. Представьте себе, как бы я удивился, если бы узнал о своей странности не от деда, а таким образом – в роли «дикой» добычи какого-нибудь бессердечного разбойника с большой дороги!

Эйб оставил меня без карты и без ключа, без единой подсказки. Без единого намека на то, как мне ориентироваться в этой новой, странной реальности. Он был обязан рассказать мне все, но не сказал ни слова.

Почему он оказался таким безответственным?

«Потому, что ему было на тебя плевать».

Снова этот гаденький тихий голосок в голове!

Нет, это невозможно. Я не мог поверить, что деду было плевать на меня. Должна быть какая-то другая причина.

И тут до меня дошло, что на свете все еще живет человек, который может знать ответ.

– Рафаэль?

Врач, спавший в кресле у окна, шевельнулся. Голубой утренний свет хлынул в комнату.

– Да, мастер Портман?

– Мне надо поскорее выбраться из этой постели.

* * *

Три часа спустя я уже был на ногах. Под глазом остался лиловый синяк, и ребра все еще болели, но в остальном Рафаэль сотворил настоящее чудо, и я чувствовал себя неплохо. Я направился обратно в Панпитликум Бентама, стараясь никому не попадаться на глаза, но утренний час пик был в самом разгаре, и мне все-таки пришлось несколько раз остановиться, чтобы дать автограф. (Я до сих пор удивлялся, что меня узнают в лицо. Ведь я почти всю жизнь прожил как ничем не примечательное ничтожество, – и теперь, когда ко мне подходил очередной поклонник, я первым делом думал, что меня приняли за кого-то другого.)

Я знал, что мне не полагается покидать Акр. И рисковал, что кто-то из тех, кто знает об этом, заметит меня и сообщит мисс Сапсан. Но это была не главная моя забота. Я ухитрился пройти неузнанным через парадную дверь и вестибюль и подняться по лестнице. Клерк на входе в Панпитликум узнал меня, но я сказал, что отправляюсь домой, и он только рукой махнул – «проходи». Я побежал по коридору – мимо путешественников, занятых своими делами, мимо клерков за регистрационными столиками, мимо какой-то открытой двери, за которой громыхал голос Харона. Завернул за угол – в другой коридор, покороче, где была нужная мне дверь. Нашел чулан для швабр с той самой бумажкой – «Только для А. Сапсан и ее подопечных», – и нырнул внутрь.

А затем вышел из садового сарая во влажную духоту флоридского дня, под косые лучи солнца, уже клонящегося к закату.

Мои друзья остались в Дьявольском Акре. Родители путешествовали по Азии.

Дома никого не было.

Я вошел, сел на диван в гостиной и достал из кармана телефон. Немного заряда в нем еще оставалось. Я набрал номер Эйча. После третьего гудка мне ответили:

– Ресторан «У Хона» слушает.

– Могу я поговорить с Эйчем? – спросил я.

– Минуточку.

Из трубки доносились чьи-то далекие голоса и звон тарелок. Затем трубку взял Эйч.

– Слушаю? – произнес он с опаской.

– Это Джейкоб.

– Я думал, имбрины посадили тебя под замок.

– Не совсем, – сказал я, – но они очень сердятся. И наверняка не обрадуются, если узнают, что я вам звонил.

– Это уж точно, – хмыкнул Эйч. Я знал, что он тоже на меня сердится. Это чувствовалось по голосу. Но, похоже, он уже успел меня простить – может, даже еще до того, как я позвонил. – Приятно слышать, что ты жив и здоров. Но ты заставил меня поволноваться!

– Могу себе представить. Я и себя заставил поволноваться.

– Почему ты меня не послушался? Теперь все пошло наперекосяк.

– Я знаю. Извините. Я бы хотел помочь все исправить.

– Спасибо, но нет. Ты и так уже достаточно натворил.

– Я понимаю, что должен был все бросить после того, как вы позвонили, – сказал я. – Но… – Я запнулся, испугавшись, что мои слова прозвучат как обвинение. – Почему вы мне не сказали, что мы делаем что-то незаконное?

– Незаконное? С чего ты это взял?

– Ну, есть же закон кланов. Насчет того, что нельзя увозить странных, с которыми еще никто…

– Каждый человек волен идти, куда захочет, – перебил Эйч. – И если закон отнимает у тебя свободу, то к черту такой закон.