Мусульманский Ренессанс - Адам Мец

дуализм и параллелизм Вселенной — опять-таки указывает на древнюю гностику. Уже Фихрист[2154] бранил отцов исмаилитского учения бардесанианцами[2155].

Их учение можно было бы собрать по частям у му‘тазилитов и шиитов, однако как раз это и позволяло присваивать себе все, что не было аббасидским и суннитским[2156]. Напротив, новым была строгая дисциплина, к которой восточный человек относится совершенно особенно, когда она имеет религиозную окраску. Дисциплина служит завязкой и в такой типичной истории обращения, как обращение Хамдана Кармата фатимидским миссионером ал-Хусайном ал-Ахвази:

«Когда ал-Ахвази отправился в Вавилонию в качестве миссионера, встретил он в окрестности Куфы Хамдана ибн ал-Аш‘аса Кармата, а при нем был вол, который нес на себе какие-то его вещи. Прошли они рядом целый час, и тогда Хамдан обратился к Хусайну: „Вижу я — идешь ты издалека и утомился, садись-ка на моего вола!“ Но Хусайн ответил: „На это нет у меня приказа“. Тогда Хамдан спросил его: „Выходит, что действуешь ты только по приказу?“ Он ответил: „Да!“ Тогда Хамдан опять спросил его: „Кто же это приказывает и запрещает тебе?“ Хусайн ответил: „Мой царь и твой царь, которому принадлежит и этот мир и потусторонний“. Хамдан удивился и, поразмыслив немного, сказал: „Только бог царь над всем этим“. Тот ответил: „Ты прав, однако бог дает царство свое кому он захочет…“ И он начал его вербовать… Он вошел с ним в его дом, принял у людей присягу на верность Махди и остался жить в доме Хамдана, и последнему понравилось дело Хусайна и важность этого дела. Ал-Хусайн был очень ревностным в служении богу — весь день он постился, бодрствовал в ночи, и люди завидовали тому, кто получал право заполучить его на одну ночь в свой дом. Он шил платье и содержал себя этой работой. От особы его, и от портновского его ремесла обретали люди благодать»[2157]. Эта секта, несущая в себе элементы многих древних вавилонских учений, использовала также глиняные таблички с письменами. Их миссионеры выдавали членам секты печати из белой глины, на которых стояла надпись: «Мухаммад ибн Исма‘ил, имам, друг Аллаха (вали Аллах), Махди»[2158].

Кроме того, новым в фатимидском государстве является также, что оно официально признавало духовенство и выплачивало ему жалованье, чего прежде не бывало в исламе. Бывшие миссионеры (ду‘ат) секты теперь стали священнослужителями во главе с генеральными суперинтендантами (да‘и-д-ду‘ат), причисляемыми к рангу высших сановников[2159].

Различных Махди и богов было множество, но выдавать себя за пророка (танабба’а) считалось совершенно несовременным. Над этим зло издевались уже век назад. Биографию халифа ал-Ма’муна, например, оживляют несколько его разговоров с лжепророками. В рассматриваемую нами эпоху в провинции, там и сям, появляются такие пророки. В 322/934 г. далеко на Севере, в благочестивом Мавераннахре, одному из них удалось, сотворив чудо, приобрести большое число сторонников. Он опускал руку в воду и вынимал ее полную золотых монет. Когда этот пророк стал причинять беспокойство, саманидский наместник велел убить его[2160]. Зато годом позднее в Исфагане другому «коллеге» главы государства, как передают, был задан вопрос: может ли он при помощи чуда доказать, что он действительно пророк? Тот отвечал: если у кого-нибудь есть красивая жена или дочь, то пусть он ее приведет и он в течение часа одарит ее сыном — это, мол, его признак пророка. В ответ на это председательствующий катиб сказал, что он верит в него, а доказательство пусть останется при нем. Анекдот этот, однако, рассказывают еще и о дворе ал-Ма’муна[2161]. Другой из присутствующих предложил: так как нет у них красивых жен, то дать ему красивую козу. В ответ на это пророк собрался уходить; когда его спросили, куда он уходит, он ответил: Я иду к Гавриилу сообщить ему, что эти люди хотят козла, а пророк им не нужен. Тут все рассмеялись и не стали его задерживать[2162]. Название «лжепророк» (мутанабби) пало к тому времени настолько низко, что превратилось в кличку среди мальчишек, и отсюда получил свое имя поэт ал-Мутанабби (ум. 354/965)[2163].

Не было в этом столетии и недостатка в людях, которые, не имея таких высоких претензий, скромно и честно старались служить Аллаху по образцу верующих давних времен. Одной из весьма излюбленных в ту пору форм высшей набожности было никуда не выходить из дому, кроме посещения мечети в пятницу[2164]. Не признававший церковных обрядов поэт Абу-л-‘Ала (ум. 449/1057) дал обет вообще больше не выходить из дому. Многие жили в мечети[2165]. Халиф ал-Кадир ежедневно раздавал треть подаваемых ему кушаний живущим в мечетях[2166]. В 384/994 г. умер некий благочестивый человек, который в течение семидесяти лет не прислонялся к стене и не склонял голову на подушку[2167]. Ал-Худжвири встретил на самой дальней окраине Хорасана одного благочестивого человека, который на протяжении двадцати лет ни разу не садился, кроме тех случаев, когда того требовала молитва. «Ему-де не подобает сидеть, когда он находится перед Аллахом»[2168]. Другой сорок лет подряд ни разу не ложился в постель[2169]. Еще другой уже при жизни вырыл себе могилу рядом с местом упокоения преподобного Бишра и читал в ней так-то и так-то часто весь Коран[2170]. Ас-Саффар ал-Исфахани (ум. 339/950) на протяжении сорока лет ни разу не поднял головы к небу[2171]. В 336/947 г. в Мекке умерла одна благочестивая женщина, которая в течение целого года прожила на 30 дирхемов, которые дал ей ее отец[2172]. Один ученый (ум. 348/959) постился днем и каждую ночь съедал одну лепешку (гариф), оставляя один кусочек. По пятницам он отдавал свою лепешку как милостыню, а сам съедал сбереженные кусочки[2173]. В 404/1013 г. умер благочестивый муж, который по ночам окружал себя всевозможными колющими и режущими предметами, с тем чтобы пораниться, если он уснет. Он всегда появлялся либо с пробитой головой, либо с раной на лбу. Он никогда не ходил в баню, а также не брил головы. Когда волосы становились слишком длинными, он подрезал их ножницами для стрижки овец. Свою одежду он всегда стирал без мыла[2174]. Другой (ум. 342/953) имел обыкновение во время молитвы, плача, биться головой о стену, пока не показывалась кровь[2175]. Ал-Байхаки (ум. 438/1046) постился последние тридцать лет своей жизни, т.е. никогда не ел днем[2176].

К аскетам причисляли также