Сквозь толщу лет - Евгения Николаевна Васильева

Подобные опыты — перемена цвета соседних ульев с сохранением цвета подопытного, перемена ульев местами, установка всего звена ульев на новом месте в старом порядке, перенос их на новое место с разными перестановками — вынудили пчел открыть еще одну крупинку их тайны.

Да, конечно, пчела, возвращающаяся домой, успешно пользуется тем же солнечным компасом и дорожными знаками, которые указывают ей путь к месту взятка. Устройство сложных фасеточных глаз, в которых светопоглощающая обкладка стенок гасит лучи, падающие в зрительный столбик под углом, и в которых воспринимаются только лучи, падающие прямолинейно, прекрасно приспособлено для этой цели. Но важно и другое. Фриш установил, что цвет ульев, их расположение на пасеке, возможно, расположение деревьев служат дополнительными приметами в районе дома, где выкладывается своего рода «посадочный знак»: пчелы, став перед летком на прилетной доске головой к улью, подняв брюшко и выпячивая пахучий валик, гонят от себя крыльями ароматные сигналы финиша, на которые ориентируются их летящие собратья.

Зачем? Ответ напрашивается сам.

Миллионы лет для пчел, обитавших в естественных условиях, в дуплах деревьев или в углублениях скал, гнездо было недвижным. Миллионы лет вся система ориентации и поведения привязывала пчел к гнезду, к месту его расположения, к летку. Вот почему если днем, в летные часы, несколько повернуть улей, установив его летком в другую сторону, большинство рабочих пчел, возвращающихся из полета, будет садиться не на прилетную доску, а на место, где она была раньше. Если отодвинуть весь улей в сторону, то, как бы хорошо он ни был виден, почти все пчелы будут подлетать к старой стоянке и только после некоторых дополнительных поисков доберутся домой.

13

На одной из опытных пасек ученики Фриша готовили очередные опыты по дрессировке пчел.

Здесь каждое утро рядом с ульем выставлялась кормушка с сахарным сиропом.

Кормушкой служила плоская ванночка с решетчатым деревянным плотиком, который плавал в сиропе и с которого пчелы могли пить сладкий корм. Покрытую сеткой кормушку уносили в дальний угол сада и здесь ставили на столик.

Выпущенные на волю пчелы улетали, а когда они возвращались, на них наносили кисточкой цветную метку.

С первого дня опытов помеченные красками пчелы сновали от столика к улью и обратно, а наблюдатели у столика и прилетной доски перед ульем читали красочные номера и заносили их в протоколы.

По этим протоколам составлялись затем графики работы отдельных сборщиц сиропа, учитывалось количество прилетов, их сроки, — так изучалась память пчел на место, быстрота их полета, степень прилежания.

Однажды руководитель опыта, приехав на пасеку позже обычного, шел по саду в то время, когда кормушке со сладким сиропом уже полагалось стоять на столике и пчелы должны были вести свои полеты к улью.

Но что это? На столике пчелы. И не случайные, а именно «опытные». Их нетрудно узнать по цветным меткам.

Они ползали по столику в поисках кормушки. Но кормушки не было, и пчелы взлетали и снова опускались на стол.

Почему здесь столько пчел именно сегодня, когда задержалось начало опыта, и именно сейчас, когда опыт должен уже идти? Ведь в другие часы, когда на столе нет кормушки, здесь ни одной пчелы не увидишь. Но сейчас корм еще не поставлен, а пчел полно… Что их сюда привлекло? Если отбросить возможность случайного совпадения, то, видимо, надо признать, что пчелы «запомнили» час, когда кормушка появляется на столе.

Мыслимое ли это дело? Неужели пчелы способны так точно запомнить не только место кормления, но и время, когда кормушка появляется на столе?

Фриш взял этот случай на заметку.

Проверка первой догадки началась с простого. Пчел стали приучать летать на столик, где в восемь утра выставлялась кормушка с сиропом. В десять часов утра ее убирали.

Так продолжалось десять дней.

Меченые пчелы массами летали на сироп. На одиннадцатый день, ровно в восемь утра, на столик была выставлена та же кормушка, но только пустая. Сначала пчелы летели к ней весьма усердно, потом число их стало заметно уменьшаться. Но даже самые упорные продолжали летать только до десяти часов!

После этого было проверено, можно ли приучить пчел прилетать к месту кормления в разное время дня — утром, в полдень, после полудня, под вечер. В тех же опытах проверялась и способность пчел «запоминать» или чувствовать разную длительность времени — час, два, три.

Пчелы неизменно проявляли свойство быть точными и тем скорее начинали демонстрировать эту точность, чем гуще был предлагаемый им сироп.

Так, если какую-либо группу пчел приучали брать сироп с кормушки от десяти до двенадцати часов дня, то почти все пчелы этой группы прилетали из улья к привычному сроку, даже если кормушка оказывалась пустой. И наоборот: даже если кормушка оставалась на столике после положенного времени, после двенадцати часов большинство пчел прекращало полеты.

Пчелы чувствовали время!

Было выяснено, что одну и ту же группу пчел можно заставить прилетать к определенному месту и в определенные часы два, три, четыре раза в день. Перерывы продолжительностью около двух часов соблюдались вполне четко.

Но почему пчелы, дрессированные на время, не принимали участия в других летных операциях? Почему они оставались глухими к кружениям и виляющим восьмеркам танцовщиц, повествующих об открытых ими источниках богатого взятка?

Новые наблюдения за мечеными пчелами ответили и на этот вопрос. Оказалось, что пчелы, хорошо дрессированные на время, в «свободные» для них часы забираются обычно в самые дальние углы ульев. А танцы вербовщиц происходят, как правило, в центре гнезда и поближе к летку. Поэтому танцовщицы и не попадаются на глаза пчелам, завербованным подкормками и дрессированным на время.

А можно ли отучить их от этого, заставив летать и в перерывы между привычным временем кормления? У Фриша родился план проверить: будет ли пчела прилетать вовремя к завтраку, предложенному ей, скажем, в девять часов утра в саду, а затем к обеду, выставленному в пять пополудни на лесной полянке.

После семи дней тренировки пчелы снова доказали свою аккуратность.

Вывод проверялся несколько раз и всегда с неизменным успехом. Правда, некоторые из пчел прилетали на место обеда, сделав изрядный крюк: они направлялись было из улья к месту утреннего пира и, лишь не найдя там кормушки, торопились дальше, к месту обеда. Однако время кормления не пропустила ни одна из них.

В следующей серии опытов постоянство пчелиной памяти на время сравнивалось с силой памяти на место. И пчелы, прилетавшие на «верное» место в «неверные» часы, показали, что у них память