Восстание Персеполиса - Джеймс Кори

– Позволяю.

– Было бы гораздо проще, если бы вы не отправили домой мой лучший источник. Холден был центром заговора. Этот человек – убийца. И я не на сто процентов уверен, какова была цель атаки.

– Повредить стоящий у причала «Предштормовой», – напомнил Син.

– Возможно, – признал Оверстрит. – Только зачем? Что-то готовили? Или хотели снизить запас кислорода, вынудив нас раньше времени открыть перевозки? Или уничтожить сервер с воздушным зазором? Или подсобную аккумуляторную станцию, или один из восьми поврежденных взрывом складов. Или просто ради пропагандистского эффекта: показать слабость Лаконии? Или провоцировали нас на ужесточение мер ради вербовки новых инсургентов.

– Добились они всего перечисленного, – сказал Сип.

– Но что было целью, сэр? Я не могу работать, не понимая замысла врага.

Син слышал досаду в его тоне. Законную досаду. Отчасти это его ошибка: уволив Танаку, он поставил на ее место Оверстрита, не дав времени на ознакомление и подготовку. А подпольщики нарезают круги совсем рядом. Ясно, что этот человек недоволен своей работой. Ничто так не подрывает моральный дух, как чувство, что можешь работать отлично, а тебе не дают.

К счастью, эту ситуацию можно было исправить уже сейчас. Син достал свой ручной терминал, открыл сообщение, по случаю которого и состоялась встреча, и переслал Оверстриту. На мониторе безопасника появился молодой мужчина. Круглые глаза, чуть лихорадочный взгляд, всклокоченные волосы. Линзы и угол съемки делали кривой пос заметнее, чем он был в реальности.

– Хой, боссманг, – заговорил Джордао. – Я знаю только свое задание, но оно насчет антенной установки. Парле, ту а ме, абер тихо-тихо. Вольтеровцы узнают, что мы знакомы, и моя вода потечет из вашего крапа, да?

Глаза Оверстрита превратились в осколки льда, губы – в тонкую черточку.

– Ну, это интересно, – процедил он.

– Не только у астеров есть своя сеть, – сказал Син. – Теперь уже не только. Смотрите, чтобы о вашей осведомленности не догадались. На этот раз мы опередим мерзавцев.

– Наверное, придется отвлечь людей от расследования в машинном, – решил Оверстрит.

– Сейчас это – важнее всего, – согласился Син.

Оверстрит задумчиво кивнул, уже углубившись в расчеты. И вздохнул, как в последний раз.

– Мы удерживаем станцию силами, доставленными на «Предштормовом», с небольшой добавкой, которую выделил нам адмирал Трехо. А станция много больше нашего корабля.

– Для вас это проблема, Оверстрит?

– Просто у нас большой выбор первоочередных целей, не так ли, сэр?

– …И в случае вашего отказа повернуть назад, – говорил генеральный секретарь Ли, – мы будем вынуждены применить силу. Без дальнейших предупреждений.

– Хорошо смотрится, – отметил Лаффлин. – По-государственному.

На взгляд Драммер, смотрелся он грустно, что, учитывая обстоятельства, было вполне уместно. Казалось, что жизнь, вытекая из оратора, увлекает за собой и дух. Драм- мер не слишком сомневалась, что если бы заявление зачитывала она, в нем слышался бы гнев. Или страх. Или недосып на грани психоза.

Она вернулась назад и заново прокрутила сообщение. Границу провели там, где все ожидали. Левктры, точка в 2,1 АЕ от Солнца. Обратным ходом законов о горнодобыче и вековых прецедентов эта точка оказывалась в поясе астероидов. На невидимой в космосе линии, отмеченной только людским мнением. И этого было достаточно.

Объединенный флот КЗМ и Союза не играл в прятки. Они разгонялись и тормозили, выходя на позицию. Двести тридцать семь кораблей: от космических городов до патрульных суденышек перевозчиков. Все, у кого был хоть один ствол, размазались по поверхности модифицированной параболы, фокус которой сходился на курсе «Бури». Корабли на ее стороне могли уклоняться и лавировать, однако слова генерального секретаря предназначались скорее для новостей и потомков. Любой, полсеместра уделивший военной теории, только взглянув на карту, сам сделал бы правильные выводы. Драммер задумалась, видит ли это Саба с Медины. И жив ли он еще. На ее отчаянный запрос о пропавшем времени ответа не пришло, а «Буря», по всем признакам, игнорировала ультиматум. Драммер от оптимистической надежды, что Камерон Тюр прав и лаконцы, испугавшись таинственных побочных эффектов, не решатся применить свой магнитный изничтожитель материи, переходила к ожиданию запинки, остановки и снова к разгрому флота.

Если она погибнет, увидит ли это Саба? Неужели им суждено попрощаться через лаконские каналы новостей?

Лаффлин переключил дисплей на тактическую схему – сотни зеленых точек-кораблей, в числе которых был и Дом народа. И одно оранжевое пятнышко – их погибель. Словно образчик абстрактного искусства, наляпанный студентом Нижнего университета. Заставь ее кто- нибудь создать инсталляцию на тему «Обреченность», получился бы вот этот маленький оранжевый огонек.

И все-таки…

Однажды, еще работая по контракту службы безопасности, Драммер видела интервью со старым улыбчивым имамом, имени не запомнила. Из всего, что он говорил, в памяти застряло: «Я человек. Все, что случается с людьми, может случиться со мной». За прошедшие с тех пор годы она не раз утешалась этими словами. Или читала в них предостережение. Люди влюбляются – и я тоже могу влюбиться. Люди находят работу – и я могу найти. Люди болеют. Люди переживают неудачи. Или, как теперь, люди, силой войны или истории, оказываются оторванными от родных. И со мной так может случиться. А когда они побеждали, разве она всегда просыпалась рядом с Сабой? Победы и поражения являются в разных видах.

– Как они уверены в себе, а? – заметил, откидываясь назад, Лаффлин. – Поразительно.

– Пожалуй, – кивнула Драммер. Она не знала, о чем думал он, но определенно о другом. – Вам, наверное, пора на транспорт.

Лаффлин горько улыбнулся.

– Ничего не хотите сказать на прощанье?

– Нет, – ответила Драммер. – Все что нужно скажу после.

«Или, – промолчала она, – вовсе не скажу». Это было ясно без слов.

Как и в случаях с Палладой и Независимостью, они намеревались до начала боевых действий эвакуировать гражданское население. Уже не первые сутки к Дому парода причаливали корабли, увозили прожившие здесь много лет семьи на Марс и Землю, на Луну и станции Лагранжа, по тысячам нор Пояса, лишь бы в них еще держался воздух. Провожая Лаффлина к доку, она шла как по погосту. Эти широкие, плавно изогнутые коридоры должны быть полны народу. Музыка, голоса должны разноситься по общественным паркам, пересадкам трубы, докам. Изменился даже запах – стал душным и кисловатым, потому что восстановители снизили мощность согласно уменьшившейся нагрузке.

Она отдавала Лаффлину должное – он протянул почти до конца. Большинство политиков из его свиты свалили в числе первых, сразу за семьями с детьми. Сейчас в очереди на эвакуацию стояли одни взрослые. Сотрудники и граждане, чьи профессии бесполезны в бою. Рядом с каждым плавала маленькая сумочка. Вещей брали всего на несколько дней. Будто могли вернуться. В очереди много смеялись, ощущалось какое-то болезненное предвкушение.