Странники войны - Богдан Сушинский

За дверью, ведущей к Святилищу, послышались голоса, и барон предпочел оставить эту комнатушку, дабы не вызывать у фюрера подозрения в излишнем любопытстве. Скорцени не оставалось ничего иного, как последовать его примеру.

В зале для пиршеств их появление встретили напряженным молчанием: то ли ждали, что вслед за ними появится фюрер со своей свитой, то ли рассчитывали, что оба «посвященные» тотчас же начнут делиться тайнами этой беседы у «Копья судьбы». Но генерал-барон и обер-диверсант предпочли не заметить всеобщего любопытства и, сопровождаемые завистливо-удрученными взглядами, взялись за бутылку шампанского и хрустальные бокалы.

Прихватив все это, они отошли к небольшому столику, стоявшему в конце зала, справа от камина. Пребывавший там в угрюмом одиночестве обергруппенфюрер Феликс Штайнер[66]— которого, как и некоторых других фронтовиков от СС, на совещании в Рыцарском зале не было — вежливо откланялся и, исключительно из уважения к Скорцени, вернулся к общему столу давая возможность этим двоим продолжить свое знакомство.

— Вообще-то редко случается, чтобы инженер принимал командование над таким мощным гарнизоном. Обычно отдавали предпочтение боевым генералам, вроде Хауссера или только что вспугнутого нами обергруппенфюрера.

— Я ненадолго задержался на шахте. К тому же не принадлежу к людям, примкнувшим к движению лишь тогда, когда оно пришло к власти, — горделиво вскинул подбородок барон. — Я начинал еще с тем Адольфом — Адольфом Хайсом, о котором теперь почти забыли. Да, я имею в виду патриотическую организацию «Имперский флаг»[67]. В юности я был лично знаком с капитан-лейтенантом Альфредом Хофманом, который, как известно, одно время являлся даже начальником штаба СА. Перед вами один из тех аристократов, которые в первые же дни пошли за национал-социалистами, а не тех, которые брезгливо...

— Я всегда полагался на людей, начинавших свое восхождение по иерархии СС в отрядах штурмовиков, — без особого энтузиазма признал Скорцени, пытаясь прервать цепь юношеских воспоминаний прусского аристократа.

— Ибо такова воля Германии, штурмбаннфюрер.

Скорцени наполнил бокалы, сделал несколько глотков, наслаждаясь прохладной кислинкой далеко не лучшего шампанского из того, что можно было найти во Франции, и, пребывая под впечатлением от него, вновь вернулся к истокам.

— Значит, замысел рейх-Атлантиды начинался в ведомстве генерала Олендорфа[68]. Кто бы мог предположить, что там сидят столь дальновидные мыслители, способные сотворить рейх-Атлантиду, являя миру нечто доселе невиданное?

— Я бы не преувеличивал их интеллектуальный потенциал, большая часть которого все эти годы была направлена на создание эйн-затцгрупп[69]и не поднималась выше изобретения «грузовика-3»[70].

— Такова воля Германии, — напомнил барону Скорцени, не желая предавать скептическому осмыслению содеянное Третьим управлением. — Тем более что в любом случае под патронажем генерала Олендорфа находится почти вся агентурная, как он считает, элита[71]. Следовательно, есть возможность привлекать...

Барон понял, что Скорцени не оставит его в покое, пока не добьется более конкретных сведений об авторах замысла, — тут уж у офицера СД срабатывало пристрастие к допросам. И поскольку начальник службы безопасности рейх-Атлантиды все равно получит эти сведения из любых других источников, то стоило ли ожесточать его против себя? Там, под землей, СД становилась еще опаснее, чем здесь.

Риттер уже собирался ответить, но заметил, что к ним направляется рейхсфюрер СС Гиммлер. Завидев его еще издали, бригаден-фюрер прищелкнул каблуками и вытянулся по стойке «смирно».

— Я остановился в отеле «Вестфалия», — проговорил он, не глядя на Скорцени, на которого приближение великого магистра СС не произвело никакого впечатления, и почти не шевеля при этом губами, будто чревовещатель. — Насколько мне известно, вам номер тоже заказан, рядом с моим.

— Впервые слышу.

— Вечеринка затянется допоздна. При свечах. Так было предусмотрено. Сегодня здесь будет настоящий пир. Уж не знаю, кто расщедрился. Говорят, Гиммлер.

— О чем тоже слышу впервые: «Гиммлер расщедрился!»

— Жду вас в сорок первом номере. «Сорок первый!» Фатальное число, штурмбаннфюрер. Фатальное.

— Не советую говорить нечто подобное в присутствии фюрера.

— Он уже сам говорит об этом.

— Насколько я понял, вы предпочитаете французский коньяк.

— В том случае, если нет баварского пива.

Гиммлер уже был рядом. Лицо его оставалось суровонепроницаемым, однако на нем уже играла полузлорадная ухмылка человека, которому «все давно известно».