Топот шахматных лошадок - Владислав Крапивин

— Вы… хорошие… — негромко сказал профессор и легонько провел ладонью по голове Дашутки. — Вы «всякие»… и все же хорошего в вас больше, чем плохого… Я вот иногда наблюдал за вами то из окна, то. с улицы. Это я в память о собственных школьных годах люблю смотреть иногда на ребячьи игры… Вы ведь, по-моему, ни разу не подрались. Не помню даже, чтобы поссорились всерьез…

— Да ну, всяко бывало, — надувшись, возразил Драчун. — Мне Юрчик рассказывал, как однажды «кандеевский» сюда приперся и начал свои права качать. Ему ого как вломили!.. То есть чуть не вломили. Он до сих пор, наверно, радуется, что ноги унес…

Валерий Эдуардович покивал опять.

— Ну да, ну да… Это ведь тот самый, которому на прощанье подарили самолетик? Его зовут Егор Желтиков. Он потом долгое время ходил по окраинам Дворов и все не решался подойти к вам…

— Вот балда… — искренне огорчилась Белка.

— Возможно… — согласился профессор. — Однажды вечером он вышел к костру, у которого сидели третьекурсники. Постоял рядом, а потом ввязался в спор о роли энергетического дисбаланса в непредсказуемых искривлениях локальных пространств. Ребята послушали его, ухватили под локотки и притащили ко мне… Теперь стоит вопрос о переводе его в нашу спецшколу. Ситуации, как видите, повторяются…

— Повезло ему, что вышел к костру… — сказал Вашек.

— Это ему Пространство помогло, — заметил Костя.

— Пространство помогает вам, потому что вы помогаете ему. Определяете его настрой… И я хочу сказать, уважаемые коллеги, что увеличивать площадь данного пространства весьма чревато. Не только из-за возможных выбросов. Просто с увеличением площади будут слабеть его свойства. Вашей энергии не хватит, чтобы поддерживать их.

— Почему? — недоверчиво сказал Драчун.

— Попробую объяснить… Представьте, что на тарелку насыпали крупу. Тонкий слой. В каждой крупинке — заряд позитивной энергии. Она передается тарелке. И тарелке, и крупинкам хорошо, полная гармония. Но вдруг тарелка начинает расти. Делается размером с блюдо, с круглый стол, с цирковую арену, наконец. А крупинок-то остается прежнее количество. Сперва тончает слой, потом крупинки оказываются оторванными друг от друга, все дальше, дальше. Наконец их уже не различишь на громадной арене. И ничего они уже там не решают. Их одинокая энергия теряется и тает…

— Пример понятный. Даже очень образный, — сказала Белка (ей вдруг стало обидно). — Однако ведь число крупинок может расти. Если на выросшие пространства будут приходить новые ребята. А может, и взрослые.

— Логично, — опять покивал профессор. — Однако небесспорно. Что мы знаем о свойствах растущих пространств? Как поведут себя векторы? Не исчезнут ли они вовсе? Кристалл строит себя по собственным законам, которых мы пока не знаем. Боюсь, что он не одобрит вмешательства… И неизвестно, как поведут себя люди в мире насильно выращенных конфигураций…

— Хуже, чем сейчас, все равно некуда… — угрюмо сказал Костя. — Земля вздрагивает…

Профессор не ответил. Тискал пальцами снятые очки, близоруко смотрел перед собой.

— А что же делать? — тоном, похожим на Костин, спросил Вашек.

Профессор встряхнулся.

— Выход в общем-то простой, друзья мои. Всем надо жить по-человечески. Не делать другим того, чего не желаешь себе. Это древняя истина. Тогда любое пространство впитает в себя добро…

— Древние истины работают неохотно, — будто через силу выговорил Костя. — Только изредка и в отдельных местах…

— Да, — согласился профессор. — Но понятие «древняя» относительно. В общем-то мир очень молод. Кристалл еще в начале роста. Впереди немало времени. И это дает надежду, что в конце концов добрые истины возьмут верх.

— Если до той поры Земля не дрогнет окончательно, — сказал Костя.

Профессор промолчал. Возможно, он просто не знал, как ответить этому хмурому мальчику, у которого неизвестно что на душе.

Потом Валерий Эдуардович повторил:

— Выход в общем-то простой… Разгадка — в человеческих отношениях.

— «Любите друг друга», да? — спросил Костя. Это он без насмешки, без упрека спросил. Просто вспомнил церковное крыльцо и Образ над входом. — Но как сделать, чтобы любили все?

— Не знаю, — честно сказал профессор Рекордарский. — Но когда смотрю на вас, думаю: может быть, силой примера? Примером той дружбы, что у вас?.. Тем более что в общем-то примеров таких немало…

— Как они лягушонка этого, Федю, все толпой спасали, — вдруг подал голос Лихо, который во время разговора молчал и молчал. — Это надо же! Такого кроху всем сообществом…

Пример был, прямо сказать, не самый показательный, но слова дядюшки Лиха встряхнули всех, сняли тяжесть, Драчун и Дашутка даже хихикнули. А Лихо Тихоныч повозился в коляске и заговорил опять:

— Беседы беседами, а колесико от них быстрее не вертится. Оно в последнее время стало чего-то чаще тормозить, чем раньше. Может, подтолкнем общим усилием?

И все зашумели, что да, подтолкнем. И дружно приблизились к Гироскопу.

Все, кроме профессора, Луизы и Сеги.

Нет, Сега не забыл, зачем он сегодня пришел сюда.

Он взял профессора за рукав.

— Валерий Эдуардович, можно я спрошу? Только тихонько… — И встал на цыпочки. Профессор быстро нагнулся.

Сега что-то зашептал профессору в самое ухо. Тот слушал сосредоточенно. Изредка кивал. Наконец он выпрямился.

— Ну, что же… В этом ощущается зерно идеи. В любом случае плоскость вращения не изменится, поэтому риска нет… А вы уверены, что Луиза согласится?

— Та-а! Я с ней говорил!

И Луиза дернула кончиком хвоста — подтвердила готовность к эксперименту.

Тюпа и Лихо тем временем подтолкнули Колесо, оно вертелось быстрее, шорох стал громче и уверенней. Все смотрели на сверканье спиц и обрывки картин, возникавшие в разноцветных клочьях тумана. Смотреть можно было сколько угодно, это затягивало.

Профессор сказал за спинами у остальных:

— Коллега Сережа Горватов предлагает опыт. На мой взгляд, любопытный. И если коллега Лихо Тихонович не возражает…

— Да я чего? Я это… как вы скажете… Сега, ни на кого не глядя, сел на корточки, раскрыл пакет с лошадками. Вынул одну лошадку, позвал:

— Кыса…

Луиза подошла и… встала на задние лапы. А передними — совершенно по-человечески! — взяла у Сеги лошадку и прижала к груди. Коротко мяукнула и прыгнула внутрь Колеса. Там она — по-прежнему на задних лапах — быстро побежала вверх по стеклянным ступенькам (оставаясь, конечно, на одном месте). Лошадку она, как и раньше, держала у груди. (У Белки на миг мелькнуло воспоминание о какой-то картине, на которой девочка с малышом на руках убегает от дождя.) Но это длилось несколько секунд. Луиза лапками перехватила лошадку, поставила ее на ступеньку и выпрыгнула из колеса.