ИнтерКыся. Дорога к "звездам" - Владимир Кунин

— Вас...

Я приложил свое рваное ухо к трубке.

— Кыся, — сказала мне Таня. — Телефон возьми с собой. Связь — через твоего водителя.

— Я слышал, — сказал я.

— Тебя тут все целуют!..

— Я всех тоже, — сказал я и сам отключил телефон.

На большом настольном аппарате со всякими примочками Пилипенко нажал кнопку и проговорил в микрофон грозным голосом:

— Водителя Черной «Волги» — ко мне, сей минут!

И точно — сей минут открылась дверь пилипенковского кабинета, и в знакомом запахе пота, оружия и «послявчерашнего» перегара вошел тот же самый милиционер из государственной автомобильной инспекции, который в прошлом году осенью остановил засранный пилипенковский фургончик, набитый нами — приговоренными к смерти, — и слупил с Пилипенко десять долларов, да еще и обозвал их с Васькой по-всякому!

Ох, умная сволочь — этот Пилипенко! Все его пророчества сбываются — настало время наконец и для Пилипенков! Еще год-два, он и в президенты баллотироваться будет...

Милиционер вошел в гражданском, но встал по стойке «смирно», приложил руку к форменной милицейской шапке-ушанке, только без кокарды, и знакомым хриплым голосом доложил:

— Слушаю, Иван Афанасьевич!

— Вот, Митя, твой Клиент из ФыыРГе, с самого Мюнхену. Вот евонный телефон. Гля сюда: эту кнопочку натиснешь — сразу с Мюнхеном соединяет, с ихней переводчицей. Она тебе будет говорить — куда ехать, чего клиент хочет. Мы с тобой это уже вчера прорабатывали. Понял?

— Так точно!

— За кажный ихний волосок, — Пилипенко снова мизинчиком показал на меня, — головой отвечаешь. Надо будет применять оружие — применяй. Отмажу по всем статьям. Ты меня знаешь!..

— Так точно!

— Вот ихняя сумка, ихний телефон. Ложи телефон в сумку, Клиента — туда же, и счас поезжай на Гражданку, на проспект Науки к шашлычной. Там Клиент сам сориентируется. И глаз с него не спускай, Митя! И слова всякие употреблять не вздумай! И только на вы!

— Так точно, Иван Афанасьевич!

— Выполняй.

Милиционер Митя положил мой телефон в сумку и хотел было взять меня на руки, но я сам впрыгнул в сумку и уселся там.

— Во, бля, какая животная умная!.. — не удержался Митя.

— Я тебе что про разные слова говорил?! — заорал на него Пилипенко. — Извинись немедленно!

— Извиняюсь, — буркнул Митя, взял сумку и вышел вместе со мной из кабинета Пилипенко.

* * *

Черная «Волга» блистала чистотой и благоухала Митиными запахами.

Мы ехали по зимнему Ленингра... Тьфу, черт! Мы ехали по зимнему Санкт-Петербургу, и внутри меня от волнения все дребезжало, и я был в таком нервном напряжении, что временами, когда мы останавливались под красным светофором, мне казалось, что я сейчас выпрыгну из машины и помчусь на всех своих четырех лапах вперед, чтобы как можно быстрее добраться до нашего с Шурой дома!..

Наверное, мое состояние как-то передалось милиционеру Мите, потому что он, с величайшим трудом удерживаясь от матюгов, вдруг сказал мне вслух:

— Ну... прямо не знаю, что... сегодня со мной?!... Может, вчера перебрал...? А может, наоборот...?

И тут я неожиданно понял, что если я своим нервным состоянием смог так вздрючить этого, казалось бы, толстокожего Митю, значит... Значит, мы с ним случайно настроились на ОДНУ ВОЛНУ! Вот так номер! А это значит, что...

А-а-а... Чем черт не шутит! И под очередным светофором, чтобы с Митей ничего не случилось во время движения, я пустил первый «пробный шар»: я вылез из сумки, сел на спинку переднего пассажирского сиденья, точно так же, как я обычно сидел в нашей громадной «вольво» — у правого уха Водилы, и осторожно сказал Мите по-шелдрейсовски:

— Митя...

Митя удивленно оглянулся назад, никого не увидел и стал осматривать все машины, стоявшие рядом под светофором. Искал — кто это его позвал?..

— Митя, — повторил я. — Не пугайся. Это я с тобой разговариваю — Кот из Мюнхена.

— Да ты чё-о-о-о?! — в ужасе завопил Митя.

— Точно, — мягко произнес я.

— Ох, бля-а-а... — Митя открыл рот и снял руки с рулевого колеса.

Над нами уже давно горел зеленый свет, всю Петроградскую сторону разрывал возмущенный хор автомобильных сигналов за нашей спиной, а Митя все никак не мог сдвинуться с места, пока я не сказал ему:

— Поезжай, Митя. Потом где-нибудь остановимся — я тебе все объясню.

Остановились мы только у Торжковского рынка. Митя выключил двигатель, повернулся ко мне и спросил меня вслух:

— А это у меня не с пережору?

— Нет, — сказал я.

— А то мне последнюю неделю, понимаешь, каждый вечер приходилось квасить... Вполне может крыша поехать!

— Нет-нет, — заверил я его. — Просто я умею мысленно разговаривать. Только Пилипенко об этом не говори.

— Да вы что?! Этому козлу?! Да ни в жисть, блядь буду! Извиняюсь...

— Можешь не извиняться. Говори как хочешь. И называй меня на ты. — Я подумал, что для Мити проще будет не «Мартын», а «Кыся», и добавил: — Меня, например, зовут Кыся...

— А я — Митя.

— Я знаю. А теперь, Митя, гони на проспект Науки к шашлычной! Там я тебе дом покажу. Перед домом огромный пустырь...

* * *

Не было никакого пустыря перед нашим домом!

Сотни полторы самодельных лавок и магазинчиков заполнили мой любимый пустырь, а между ними еще стояли Люди и с рук продавали всякую всячину — от сигарет «Мальборо» и детских колготок до меховых шуб и автомобильных колес, включая глыбы мороженой трески...

Я и так был на нервном пределе, а тут чуть было не заплакал!

— Вот мой дом... — тихо сказал я Мите и показал наши окна на восьмом этаже.

— Тебя проводить? — спросил меня Митя.

Он понял мое состояние и не задал ни одного бестактного вопроса. Он мне еще тогда, в прошлом году, понравился...

— Нет, не нужно, — сказал я ему. — Ты только сними с меня эту жилетку. А то еще Шура не узнает меня. Да и неловко как-то...

— Напрасно. Она очень тебе идет. — Митя с сожалением помог мне снять жилетку и спросил еще раз: — Сходить с тобой?

— Подожди меня лучше здесь. Мало ли что...

Дверь в дом была наглухо закрыта, и на ней красовалась новая кодовая установка с кнопками и номерами шифра на них.

В это время, слава Богу, я услышал, как кто-то открывает дверь изнутри. Я приготовился проскользнуть на лестницу, но дверь отворилась, и первое, что произошло, — я получил оглушительный пинок в бок и, кувыркаясь, отлетел чуть ли не под колеса черной «Волги». Вслед мне послышалось злобное: