Операция "Рагнарёк" - Андрей Юрьевич Журавлёв

Войцех, считающий своим долгом расплатиться с добычей за кровь тем восторгом и экстазом, который может нести в себе поцелуй вампира, обычно выбирал девушек, одиноко и пугливо спешащих по ночным улицам в безопасность дома. В памяти оставался только приятный молодой человек, так кстати предлагавший проводить домой, но даже не спрашивающий телефона. Он не оставлял им ни памяти о восторге, ни следа укуса. Но все равно исправно платил по счетам.

Но теперь ему даже эти «невинные шалости» с другими девушками казались недопустимыми. После самого первого раза он точно знал, что больше никогда, даже под угрозой окончательной смерти, не попробует крови любимой. И это означало, что блаженство, которое он мог ей предложить, было вполне человеческим и земным. Но все равно, ему казалось, что кровавый поцелуй, который охотник дарит жертве, граничит с изменой. Так что для охоты оставались только мужчины. Почему-то с ними плата за кровь казалась ему больше похожей на укол не существующего в природе стопроцентно безопасного наркотика, чем на любовный акт.

Войцех напоследок провел языком по шее добычи, закрывая след от укуса, коснулся разума, начисто стирая все следы своего пребывания рядом, отпустил. Мужчина, недоуменно оглянулся по сторонам, тряхнул головой, почесал в затылке и быстрым шагом направился к выходу из Центрального парка. Шемет проводил его взглядом и зашагал по аллее в другом направлении. Машину он сегодня не брал и на ходу вытащил из кармана телефон, намереваясь вызвать такси.

Из темноты навстречу ему шагнула знакомая фигура.

— Доброй охоты, — Вандервейден приветствовал его легким кивком головы, — как поживаешь?

— Спасибо, неплохо, — улыбнулся Войцех, — меня ищешь? Я думал, ты еще беседуешь с Фьяларом.

— Мы договорились, — кивнул Вандервейден, — и я решил найти тебя. Думаю, Клану понадобится новый Примоген.

— С этим не ко мне, — покачал головой Шемет, — я еду в тур. И потом тоже не ко мне. Ни времени, ни желания на эти ваши игры. У меня свои.

— Опасные игры, — заметил Картер, — они тебя уже чуть не довели до Кадира. Знаешь, какого труда мне стоило договориться с Примогенатом о разрешении для тебя? И все зря.

— Я бы поблагодарил тебя за труды, — холодно сказал Войцех, — если бы кто-то озаботился спросить моего мнения. Впрочем, это уже в прошлом. Оставь эту тему.

— Как скажешь. Жаль, что отказался, но неволить я тебя не могу. Кроме того, подозреваю, что ты мне говоришь далеко не все. Ты нашел Путь?

— Не знаю, — пожал плечами Войцех, — но ищу. Мне не хотелось бы об этом говорить.

— Ладно, — согласился Вандервейден, — и эту тему мы тоже оставим.

— Еще что-то? – недовольно спросил Войцех, демонстративно поглядев на часы. — Я тороплюсь.

— Будь осторожен. Думай над каждым словом. Не давай гневу затмить рассудок. Удачи.

— Что ты имеешь в виду?

Но Вандервейден, похоже, не помнил, что он имеет в виду.

— Оставим, если хочешь, — улыбнулся он, — до встречи на конклаве.

Войцех простился с Примогеном кивком головы и поспешил к выходу из Парка. Странные слова Вандервейдена насторожили его. Прорицание? Возможно. Совет быть настороже Войцех решил принять со всей серьезностью.

В прихожей было темно, но из-за приоткрытой двери гостиной на пол падала узкая полоска яркого света и доносились голоса. Голос. Глубокий и мягкий мужской баритон тихо и настойчиво произносил что-то на непонятном языке. Войцех, судорожно сглотнув, бросил на себя взгляд в зеркало, проверяя, не осталось ли на светлой рубашке следов недавней охоты, поправил волосы. Взял с полочки перед зеркалом щетку, провел по волосам еще раз.

— Нет! – громко сказала Мелисента. По-английски, словно не только для своего еще невидимого собеседника, но и для него. Войцех решительно толкнул дверь.

Фионнбар ап Лугг поднялся с кресла, в котором сидел напротив устроившейся на диване Мелисенты, и окинул Войцеха долгим взглядом, ничуть не смущаясь тем, что видит перед собой хозяина этого дома. Войцех использовал затянувшуюся паузу, чтобы в свою очередь разглядеть отца Принцессы.

Князь был высок и сложен, как воин. Опытный взгляд Войцеха сразу разглядел в его статной фигуре привычку к мечу, широкие плечи, крепкие руки – нечто неуловимо утраченное в дни, когда холодное оружие чаще украшает стены, чем пояса. Но в остальном Фионнбар казался самым обычным человеком. Вот только возраст определить было сложно. Двадцать и сорок с равным успехом. Ни морщинки на гладком лице с белоснежной кожей под темно-каштановыми с медным проблеском волосами до плеч, с ореховыми ясными глазами в темных ресницах под высокими дугами бровей. Твердый и решительный рот, но полные и яркие губы, свидетельствующие о страстной чувственности. Гордый крупный нос. Все это, вкупе с высокими скулами и твердым подбородком, было соразмерно и классически совершенно. Но не более того.

Фионнбар улыбнулся, словно читая мысли Войцеха, на мгновение в воздухе пахнуло горными травами и свежестью ночного дождя. В облике Князя что-то неуловимо изменилось, и его возраст немедленно стал колебаться между первой свежестью восемнадцатилетнего мальчишки и тысячами, десятками тысяч лет бессмертного Князя Ши.

— Прошу прощения за неожиданный визит, — мягко сказал Князь, но спокойствие в его голосе не обмануло Войцеха, разговор предстоял долгий и непростой.

— Князь Фионнбар здесь дома, — поклонился Войцех, — это дом Мелисенты столь же, сколько и мой, и ее отец всегда желанный гость здесь.

— Хорошее начало, — усмехнулся Фионнбар, снова присаживаясь в кресло и каким-то привычным, почти автоматическим кивком головы указывая Войцеху на место рядом с Мелисентой. Начало действительно было неплохим.

— Ну, молодой человек, — с легкой иронией в голосе произнес Князь, — версию Мелисенты я уже слышал. Неплохо бы услышать вашу.

— Я ее люблю, — ответил Войцех, — это все, что имеет значение. В остальном – я доверяю всему, что Мелисента расскажет.

— Она не рассказала о том, что ты собирался ее обратить, — недовольным голосом произнес Фионнбар, — и о том, что ей угрожали – тоже. Я не думаю, что это хорошая идея – скрывать от меня правду.

— Я ничего не пытаюсь скрыть, — возразил Войцех, — но, на мой взгляд, намерения, не осуществленные не потому, что не представилось возможности, а потому, что от них отказались, не стоят того, чтобы их обсуждать. Тем более делать выводы.