Стоунхендж - Юрий Никитин

— Кто они? — прошептал он, ощутив как тяжелодвигать языком. Челюсть болела, во рту был привкус крови.

— Как я поняла из разговоров, местное племя... Имобещали большие деньги, если они схватят нас. А на эти деньги они намереваютсякупить у немцев много оружия, чтобы сражаться против своих соседей...

— Значит, за нами скоро явятся Тайные?

— Или их посланцы, — сказала она несчастнымголосом.

— Посланцы, я думаю, уже явились.

При каждом движении головы его пронзала боль, словно всекости были сломаны. Правый глаз почти не видел: его закрывала опухоль, в черепестоял звон, скрежетали камни.

— Чашу все равно отобрали, — сказал он поникшимголосом. — Недаром этот... в сиянии... рек, что ее предназначено принестиИосифу Аримафейскому...

— Тогда мы им не нужны? — спросила она с надеждой.

Томас огрызнулся:

— Размечталась! Я ихнего главного прямо в адотправил!... Черт, может зря? Недаром калика говорил: не плюй в колодецбодливой корове.

Бревна в стенах были толстые, отборные, здесь леса не жалелидаже на курятники. Дверь почти из таких же стволов, тараном разве что взять, аТомас чувствовал себя так, словно его самого толкли тараном долго и усердно.Яра, едва не плача от сочувствия, разминала ему плечи, растирала мышцы,разгоняя кровь из кровоподтеков.

Когда послышались приближающиеся голоса, Томас чувствовалсебя еще хуже. Мышцы восстановили кое-какую силу, но боль стала только острее.

Дверь распахнулась — в проеме возник лес копий, потомпоказался приземистый человек в плаще из хорошо выделанной кожи. На поясе виселдлинный нож в богато изукрашенных ножнах. Человек подозрительно оглядел ихиз-под насупленных бровей.

— Крестоносец с женщиной?... Крестоносцы — наши враги.

— Мы никому не враги, — ответил Томас и ощутил,как его сильный и звучный голос хрипит и срывается. — Мы ехали, никого нетрогали...

Человек сказал с презрением:

— Крестоносцы — слабые воины. Но почему-то шлют и шлютсюда свои войска. Мы всякий раз заполняем их трупами болота... Как наши отцы идеды. Выходи! Прибыл человек, который за твою голову дает столько золота, сколькоты весишь.

Томас поймал на себе уважительный взгляд Яры. Он был крупныймужчина, весь из костей, тугих жил и твердого мяса, а это даже без доспехов былнастоящий вес. А если бы его еще подержали пару недель да покормили?.

Перекосившись от боли — самое бы время в самом деле полежатьда подкормиться, — он начал подниматься. Яра подхватила его под руку,помогла встать. Пошатываясь, они двинулись к выходу. Лес копий сломался, видизбитого до беспамятства человека был страшен. Двое дюжих парней подошли к Томасу,отстранили Яру. Томас ощутил сильные пальцы. Его подхватили под руки, потащили,ноги полуголого крестоносца волочились по земле.

Сердце Яры разрывалось: никогда гордый англ не был таким беспомощным.Ее почти не охраняли, поняли, что без пленного мужчины она не сделает ни шагу всторону. А тот в таком виде, что как бы не испустил дух раньше, чем передадут вруки пожелавшего заплатить такую цену... Он оказался не так страшен, какпредупреждали.

Они были на середине деревенской площади, шли к самомукрупному дому — два поверха! — там стояли в ожидании стражи, от которыхвеяло чем-то неуловимо чужим, когда обессилевшего англа словно скрутили корчи.Он повис на руках стражей, подгреб их ближе, и Яра услышала сухой треск, когдаони хряснулись головами, а Томас словно бы взорвался, как надутый воздухомбычий пузырь!

Двое, уже трое, рухнули, сбитые его ногами. Он что-токрикнул хриплое, свернул и, перебежав полянку, вломился в чащу за домами. Яра растеряласьлишь на мгновение, но, когда Томас сделал второй шаг, она уже мощно оттолкнулаближайшего стража, выхватила у него из ножен на поясе нож, ринулась следом зарыцарем. Сзади был топот, крики, но они уже вбежали в лес.

Из кустов наперерез выскочили пятеро мужчин. В легкиходинаковых доспехах, на ходу выдергивая мечи, они молча и одинаковостремительно бросились на них. Эта одинаковость и молчаливость испугала Ярубольше, чем обнаженная сталь в их руках. Ей даже показалась, что земля не гудитпод их подкованными сапогами, а мелкие камешки не разбрызгиваются в стороны.

Томас вскрикнул сразу:

— Налево!

И тут же вломился в заросли, только ветки затрещали, даверхушки березок затряслись, указывая его путь. Яра не успела понять, почемуналево, придется пробежать опасно близко к этим пятерым с обнаженными мечами,но треск удалялся, и она бросилась следом со всех ног.

На просторной поляне стояли кони. Отрок, присев на корточки,рылся в седельном мешке. Он удивленно вскинул голову, слыша треск, будтоломился озверелый лось, начал приподниматься, в страхе отшатнулся и упал наспину, нелепо задрав ноги. Вид разъяренного человека с залитым кровью лицом былстрашен; рука отрока судорожно искала рукоять меча и не находила.

Томас с разбегу ударил ногой в лицо, сам упал, перекатилсячерез голову, бросился к коням с криком:

— Быстрее, дура!..

У его ног ползал, пытаясь подняться, несчастный страж.Вместо носа и рта было кровавое месиво, откуда сочилась на траву тяжелая густаякровь пополам со слизью.

Яра кое-как сдернула поводья с сучьев. Рыцарь все еще стоялвозле оседланного коня, глаза были отчаянные. Яра не сразу сообразила, что надоделать, но руки сами подхватили Томаса за колено, на мгновение ощутиланепомерную тяжесть, но та сразу же исчезла, а злой голос проревел сверху:

— Хватит спать!

Она ухватилась за седло, всползла наверх. На поляну, топчакусты, выбежали преследователи. Передний бешено заорал, указывая в их сторонумечом, сам бросился, как разъяренный зверь. Конь под Томасом уже сорвался сместа. Сзади блеснул меч, конь завизжал и стрелой бросился вперед. На крупеосталась кровавая полоска.

Она била коня пятками в бока, но догнала с трудом, едва несвалилась, хватая за повод коня, на котором скакал англ, остро жалея, что рукискованы у Томаса, а не у нее. Высокородный рыцарь не умел, как она, мчаться наконе, управляя только ногами.

— Говори, куда! — вскрикнула она, задыхаясь.

— Левее еще... а потом вниз!.. Все время вниз!..

Кони неслись через кусты, чудом минуя рытвины, корчаги, пни,валежины. Яра сжалась в комок, ежеминутно ожидая, что конь на полном скакупопадет в яму, ее швырнет через голову в лесной завал, где сучья торчатприглашающе, острые, как острия копий.

Они выметнулись на поляну. У Яры вырвался короткий вздохоблегчения: здесь хоть видно, что впереди, но через пару мгновений конивломились в кусты, снова сердце сжалось от ужаса. Так неслись еще долго, потомона ощутила, что крики и конский топот сзади стихли.