Соперник - Бренда Джойс

– Я хотел заставить тебя подчиниться моей воле, поскольку ты начисто лишен чувства сыновьего долга. А что еще мне оставалось делать?

– Ну нет! Я не марионетка! Я не собираюсь принимать это наследство и титул! Я покидаю Англию вместе с Оливией и ее дочерью!

– Гаррик! Ты не сделаешь этого! – воскликнул потрясенный его заявлением граф.

Но он уже не слушал его. Повернувшись к Ричарду, он требовательно спросил:

– Это вы вместе со своей матерью убили Лайонела? Скажи мне правду!

Впрочем, в душе он ясно понимал, что это убийство было делом других рук.

– Нет! – не колеблясь возразил Ричард. – Мы с матерью не убийцы! Я не знаю, что вообще случилось с Лайонелом и кто его убил. Идея явиться в дом графа под его именем пришла ко мне только тогда, когда Гаррик вернулся с Барбадоса, чтобы официально стать наследником титула и всех богатств графа Стэнхоупа. Я решил, что и мне полагается какая-то часть наследства. Если бы Лайонела убил я, то не стал бы ждать четырнадцать лет, чтобы заявить свои права. Больше того, я бы ни за что не позволил откопать его тело.

Граф и оба его сына вернулись в дом в мрачном молчании. Оливия с Анной пришли туда чуть раньше.

– Мы должны наконец похоронить Лайонела, как он того заслуживает, – сказал Гаррик.

– Постой! – схватил его за руку сводный брат. – Скажи, как теперь поступит со мной отец?

Самозванец уже не был таким самоуверенным, как прежде. В его глазах отчетливо читались страх и смятение.

– Думаю, он вскоре успокоится. Как-никак ты – его сын. Что касается меня, я никогда больше не вернусь в Англию.

С этими словами Гаррик повернулся и поспешил наверх, в покои матери, чтобы рассказать ей обо всем, что произошло в развалинах крепости. Подойдя к двери, он поднял руку, чтобы постучаться, но тотчас замер, услышав из-за двери материнские рыдания.

Гаррик постучал в дверь, и плач сразу прекратился. Дверь отворилась, и Элеонора вымученно улыбнулась сыну.

– Мама, почему ты плачешь? – спросил он напрямик.

Лицо ее снова скривилось, и она поспешно отвернулась. К своему ужасу, Гаррик заметил на столе бутылку вина, уже опустошенную на треть.

Сняв мокрый плащ, он сел в кресло и печально произнес:

– Мы нашли тело Лайонела. Он не исчез, а погиб. На шее скелета мы обнаружили неоспоримое тому доказательство – испанскую золотую монету, которую он считал своим талисманом.

Графиня смотрела на сына расширившимися от ужаса глазами.

– Самозванец оказался побочным сыном отца. Прежде чем жениться на тебе, он зачал ребенка со своей служанкой. Его настоящее имя – Ричард Нельсон.

Взволнованно дыша, графиня отвернулась.

– Я знала… я знала, что он мертв… Боже мой!

– Откуда ты могла это знать? – мягко возразил Гаррик. – Не вини себя понапрасну!

Бросившись к серванту, она открыла дверцу, сдвинула в сторону пустые винные бокалы, явно уже бывшие в употреблении, и Гаррик поморщился, мысленно решив во что бы то ни стало положить конец пьянству матери. Потом она достала какую-то толстую тетрадь в кожаном переплете.

– Возьми! – воскликнула она. – Это мой дневник! Я больше не могу хранить эту ужасную тайну!

Гаррик вздрогнул, припомнив предсказание Оливии о том, что испытания еще не кончились. Раскрыв тетрадь и полистав ее, он понял, что не в силах читать личные записи матери, и проговорил в нерешительности:

– Извини, мама, я не могу читать это. Расскажи, что в нем.

Графиня молча смотрела на него потемневшими от бесконечной скорби глазами. Прошла целая вечность, прежде чем она снова заговорила:

– Младший брат Мег Макдональд, которого звали Росс, воспылал жаждой мщения. Он и не подозревал, что Лайонел был не моим сыном, а плотью и кровью его родной сестры, страшная смерть которой заставила его пойти на отчаянный шаг. Он похитил Лайонела и…

У нее сдавило горло от слез, и она замолчала. Потом, кое-как справившись с эмоциями, она едва слышно прошептала:

– Убивая его, он не знал, что убивает родного племянника… На следующий день после похищения он прислал мне записку, в которой объяснял, как и зачем похитил Лайонела. Я уничтожила ее, никому не показав.

– Но почему? – воскликнул Гаррик, в ужасе от жестокости матери. – Ты могла спасти ему жизнь!

– Я ненавидела твоего отца, потому что он во всем отдавал предпочтение Лайонелу, всячески ругая и презирая тебя, своего законного сына. Кроме того, я была уверена, что Росс Макдональд не решится на убийство. Я даже радовалась тому, что он на время забрал Лайонела к себе. Думала, что в его отсутствие отец изменит отношение к своему сыну. Я думала… он начнет наконец любить тебя, Гаррик.

От изумления Гаррик не мог вымолвить ни слова.

– Вплоть до сегодняшнего дня я не была уверена в том, что Росс все-таки выполнил тогда свою угрозу и убил Лайонела, – прошептала сквозь слезы Элеонора. – Я до последнего надеялась, что Лайонел и вправду остался в живых и вернулся домой после долгих лет разлуки. Мне хотелось верить, что Ричард и есть Лайонел, чтобы хоть как-то искупить свои прошлые грехи! – Она на мгновение прикрыла глаза. – Я уничтожила записку Росса, потому что не могла трезво мыслить. В то время я слишком часто прикладывалась к бутылке и большую часть времени находилась в подпитии. И не смотри на меня такими глазами! Я давно расплатилась за свое преступление! Все эти годы я жила с мучительным осознанием собственной вины! У меня не было радостей, не было удовольствий, не было счастья! Были только страшное горе и горькие сожаления…

Еще никогда в жизни Гаррику не было так гадко и больно. Ведь фактически виновницей смерти Лайонела была его родная, горячо любимая мать! Опустив голову, он разглядывал толстую тетрадь, много лет хранившую ужасную тайну… Внезапно раздался стук открываемого окна и… Его мозг пронзила страшная догадка!

– Нет! Мама, не надо! – закричал он, бросаясь к окну, но было уже поздно.

Легко, словно птица, вскочив на подоконник, Элеонора бросилась вниз, навстречу своей смерти, уже давно не пугавшей ее.

Стэнхоуп-Холл

Она точно знала, где его искать. Держа в руке букетик желтых нарциссов, Оливия отправилась на семейное кладбище Стэнхоупов. Там, у белого мраморного надгробия, стоял убитый горем Гаррик. Почувствовав приближение Оливии, он поднял голову и едва заметно улыбнулся ей. У Оливии защемило сердце от жалости и сочувствия. Подойдя к могиле Элеоноры, она положила цветы и тихо спросила:

– Как ты себя чувствуешь, Гаррик?

Подняв на нее скорбные влажные глаза, он чуть слышно ответил:

– У меня есть ты… Ты и Анна.

– Чем я могу помочь тебе, любимый?