Семья Карновских - Исроэл-Иешуа Зингер

Вопросы были по предметам, которые Карновский знал назубок. Он уже несколько лет не практиковал, но ничего не забыл. Это были элементарные вопросы для студентов. Карновский прекрасно помнил нормальную и патологическую анатомию, неорганическую и органическую химию, гигиену, не говоря уже о хирургии. Вопросы оказались слишком легкими, и это раздражало. Приличному врачу тут делать было нечего. И вдруг оказалось, что он знает не все ответы. Сколько он ни напрягал память, он не мог вспомнить процентное содержание протеина и сахара в спинномозговой жидкости.

Доктор Карновский был вне себя. Он, лучший хирург в клинике профессора Галеви, который на фронте провел сотни операций на позвоночнике, не мог ответить на простой вопрос. Но злился он не на себя. Карновский знал, что медицинская квалификация тут ни при чем. Нужна память, которая у молодого студента зачастую лучше, чем у старого опытного врача. Он был уверен, что даже профессор Галеви засмеялся бы, если бы ему ни с того ни с сего задали этот вопрос. Он взял бы справочник и посмотрел или спросил бы у молодого медика, только что закончившего университет. Однако здесь не было ни справочника, ни молодого коллеги. Некуда было посмотреть, не у кого спросить, но нужно было отвечать.

Доктор Карновский проклинал того, кто придумал этот вопрос. Он плюнул бы ему в рожу за такую глупость. Но он даже не знал, на кого злиться, кого проклинать и с кем спорить. Перед ним лежал листок бумаги с дурацкими вопросами, от которых зависела его судьба.

Время шло. Беспокойство Карновского росло с каждой минутой. Он начал путаться в том, что прекрасно знал, и делать грамматические ошибки. Спохватился, исправил, но тут же наделал новых. Он нервничал, как в студенческие годы, когда сдавал экзамен советнику Ленцбаху. Ладони вспотели, перо дрожало в пальцах. Он был заранее уверен, что где-нибудь ошибется, и эта уверенность окончательно его добила. Стрелки на часах неумолимо двигались. Скоро истекут два часа, которые отведены ему для ответов. Терять было нечего. Карновский махнул рукой и стал писать первое, что приходило в голову, лишь бы успеть вовремя. Он уже знал, что провалился.

Так и случилось. Теперь он должен был заново начать готовиться к новому экзамену.

Карновский знал, что это не его вина, и все же ему было стыдно. Ему было стыдно перед Терезой, перед учительницей мисс Дулитл, которая так много занималась с ним английским, перед знакомыми и друзьями и перед самим собой. А ведь многие молодые, неизвестные врачи сдавали экзамен и получали разрешение открыть кабинет. Карновский обо всем рассказал Терезе. Она попыталась его утешить, но не смогла.

Он трудился, сидел на школьной скамье, зубрил слова, готовился, и все коту под хвост. Опять надо начинать сначала. И может, вторая попытка будет не лучше первой. Кто знает, какие вопросы будут в следующий раз. Это лотерея, игра наудачу.

Как Тереза ни экономила, вывезенные из дома сбережения подошли к концу. Доктор Карновский начал закладывать вещи. Сначала он заложил золотые часы, потом перстень, подаренный Терезой. Она тоже заложила свои украшения, потом понесла в антикварные магазины хрустальные и керамические вазы, брюссельские кружева и дрезденский фарфор. Антиквары давали гроши.

Когда продать было больше нечего, доктор Карновский стал искать покупателя на рентгеновский аппарат.

— Георг, не надо, — умоляла Тереза. — Я найду работу, пойду в служанки или в прачки, только не продавай.

Но доктор Карновский так на нее посмотрел, что она тут же замолчала. Он не допустит, чтобы жена его кормила. Когда аппарат забрали, он почувствовал пустоту на сердце, будто из дома унесли покойника. Тереза плакала. Доктор Карновский рассердился, чтобы сдержать слезы, которые стояли у него в горле.

— А ну, не плакать, глупыш! — прикрикнул он на нее.

Какое-то время жили на деньги, вырученные за рентгеновский аппарат. Экономили на всем, сняли жилье подешевле. Доктор Карновский, как прежде, занимался, учил английские слова по словарю, читал вслух, чтобы привыкнуть к произношению, готовился к экзамену. Он ходил на прогулки и делал гимнастические упражнения, чтобы убить время. Когда от денег почти ничего не осталось, он вдруг ощутил бессмысленность своих мальчишеских занятий и оставил книги. Впервые за много лет он не сделал зарядку, не пошел гулять, а с утра пораньше поехал в собвее к дяде Гарри. Он держался за поручень в переполненном качающемся вагоне. Сонные пассажиры ехали на работу. Доктор Карновский был готов взяться за что угодно, лишь бы заработать на хлеб для себя и семьи.

Когда Карновский вошел, дядя Гарри стремительно поглощал завтрак. Услышав, что племянник хочет работать у него на стройке, Гарри расхохотался. Он знал, что Карновский — веселый человек, который любит подурачиться, поплавать в море и поваляться на пляже. Дядя Гарри был уверен, что Карновский пришел к его дочери, чтобы пригласить ее купаться, а заодно решил его разыграть. Но ему некогда было болтать с племянником, он торопился на работу. Пусть дочь развлекает гостя, это ей делать нечего.

— Этл! — позвал он. — Надевай штаны. Кузен явился совершить омовение перед утренней молитвой…

Но Карновскому было не до шуток. Он серьезно повторил, что готов выполнять любую работу, красить стены, носить доски. Ему надо кормить семью. Дядя Гарри чуть не подавился куском бублика.

— Ты? — уставился он на родственника. — Ты же врач. Не дури…

Доктор Карновский начал терпеливо объяснять, что с ним случилось. Дядя Гарри наморщил лоб.

— Легко сказать красить стены, — проворчал он озабоченно. — Мне все печенки переедят, если я возьму на работу чужого…

Карновский не понял:

— Но я же не чужой!

— Да если б мой отец, благословенной памяти, встал из гроба и захотел красить у меня стены, они б его с кашей съели. — Дядя Гарри даже рассердился, что было совсем не в его характере.

Чтобы родственник не обиделся, он попробовал задобрить его булочкой и чашкой кофе, но Карновский отказался.

Он в жизни бы не подумал, что пойдет за помощью к Соломону Бураку, и вот пошел. Карновский сказал, что хотел бы заняться торговлей вразнос. Хоть Соломон Бурак давно привык, что всякие гордецы «оттуда» обращаются к нему с такими просьбами, хоть он не забыл, как Карновский задирал нос и унижал его дочь, он смутился, когда известный врач пришел к нему просить в долг товара.

— Герр доктор, это не для вас, — попытался он отговорить Карновского. — Неблагодарное занятие. Вам не потянуть.

— Придется потянуть, герр Бурак, — грустно улыбнулся Карновский.

Соломон стоял на своем:

— Герр доктор, я буду давать вам в долг денег, пока не начнете практиковать. Куда вам ходить но улицам с чемоданом.

— Нет, герр Бурак. Мне нужен товар, а не деньги, — убеждал Карновский.

Соломон Бурак достал с верхней полки чемодан, который когда-то принес ему удачу. Он набил его чулками, галстуками, рубашками и блузками и начал посвящать Карновского в тайны ремесла: