Мой враг - королева - Виктория Холт

– Он видел во мне возможность своего пути наверх. Разве все они не так думают обо мне?

Она сделала мне знак подняться с колен, и я сказала:

– Вы – великая королева, Ваше Величество, и весь мир знает это.

– Она взглянула на меня пристально и снисходительно сказала:

– Ты все еще красива, Леттис. Ты была очень красива в юности.

– Но никто не сможет равняться с Вами.

Странно, но я сказала, что подразумевала. В ней было что-то большее, чем красота, и это все еще осталось в ней, несмотря на старость.

– Корона идет всем, кузина.

– Но она не всем по размеру, кто примеряет. Мадам, Вам корона подходит очень.

– Ты приехала просить за них, – сказала она. – Я не желала видеть тебя. Нам с тобой нечего сказать друг другу.

– Я полагала, мы можем утешить друг друга.

Она посмотрела на меня высокомерно, и я дерзко сказала.

– Мадам, он – мой сын.

– И ты сильно любишь его? Я кивнула.

– Я не думаю, чтобы ты могла любить кого-нибудь, кроме себя.

– Иногда я тоже так думала, но теперь я знаю, что это неверно. Я люблю его.

– Тогда тебе нужно быть готовой к тому, чтобы потерять его. Я тоже к этому готова.

– Неужели ничто не может спасти его? Она покачала головой.

– Ты просишь за своего сына, – продолжала она, – а не за мужа.

– Я прошу за них обоих, Ваше Величество.

– Ты не любишь этого молодого человека.

– Мы прожили много лет, и неплохо.

– Я слыхала, ты предпочла его…

– Всегда ходят злые слухи, Ваше Величество.

– Я не верила никогда, что ты сможешь предпочесть… – Она говорила медленно. – Если бы он был с нами сегодня… – Она нетерпеливо качала головой. – …После его смерти жизнь совсем не та.

Я подумала о Лейстере, который умер. Я подумала о сыне, который был приговорен к смерти, и забыла все, кроме того, что его нужно спасти.

Я вновь бросилась к ее ногам. Я чувствовала, как слезы бегут по моим щекам, и не могла остановить их.

– Вы не можете допустить, чтобы он умер, – закричала я. – Не можете…

Она отвернулась.

– Слишком далеко ты зашла, – пробормотала она.

– Только Вы можете спасти его. О, Мадам, забудьте всю вражду между нами. Это все в прошлом… а разве нам с Вами много осталось жить?

Она вздрогнула. Она ненавидела, когда ей напоминали о ее возрасте. Мне не стоило этого говорить. Мое горе лишило меня разума.

– Как сильно бы Вы ни ненавидели меня в прошлом, – продолжала я, – молю Вас забыть это. Он мертв… наш любимый Лейстер… он ушел навсегда. Если бы он был с нами сегодня, он пал бы здесь на колени вместе со мной.

– Молчи! – закричала она. – Как ты смеешь приходить сюда… Волчица. Ты обольстила его своими похотливыми манерами. Ты отобрала у меня лучшего из людей, которого я любила, лучшего, который когда-либо жил на свете. Он пустился ради тебя на обман… А теперь этот твой сын-предатель заслуживает топора и плахи. И ты – ты из всех женщин одна – дерзнула прийти сюда и молить меня пощадить предателя.

– Если Вы позволите ему умереть, Вы не простите себе! – крикнула я, и чувство осторожности покинуло меня в отчаянной попытке спасти сына.

Она некоторое время молчала. Ее хитрые глаза блеснули слезой. Она любила его. Она была тронута.

Или когда-то любила его.

Я горячо поцеловала ее руку, и она отдернула ее, но не негодующе, а почти с нежностью.

– Вы спасете его, – умоляла я.

Но королева уже заменила ту нежную женщину, которую я на мгновение увидела в ней. Она медленно проговорила:

– Я согласилась увидеть тебя, Леттис, ради Лейстера. Он бы просил меня об этом. Но даже если бы он стоял тут на коленях передо мной и просил о том, о чем умоляешь ты, то и тогда бы я не смогла сделать этого. Ничто не может спасти твоего сына… и мужа. Они слишком далеко зашли. Я не смогу, даже если бы и желала, остановить теперь казнь. Есть моменты, когда нужно идти только вперед. Не оглядываться назад. Эссекс шел вперед с открытыми глазами и намерением уничтожить самого себя. Я должна подписать ему смертный приговор, и мы с тобой должны сказать этому глупому мальчишке «прощай».

Я покачала головой. Я была вне себя от горя. Я наклонилась и поцеловала край ее платья.

Она стояла и смотрела на меня, а я подняла глаза и увидела в ее глазах сочувствие. Затем она сказала:

– Поднимись. Я устала. Прощай, кузина. Мне думается, что это очень странная пляска наших жизней: моей, твоей и этих двоих мужчин, которых мы любим. Да, мы с тобой очень любили двух мужчин. Один ушел от нас, другой уйдет вскоре. Возврата нет. Пусть будет то, чему суждено быть.

Как старо она выглядела со следами горя на лице!

Я собиралась еще раз умолить ее, но она покачала головой и отвернулась.

Я была в отчаянии, но ничего не оставалось, как уйти и ехать обратно в Лейстер Хауз.

Мне не хотелось верить, что она не смилостивится. Я твердила себе, что когда дойдет до подписания смертного приговора, она не сможет сделать этого. Я видела по ее лицу: она любила его. Не так, как любила Лейстера, но все же – любила. Я надеялась.

Но она подписала приговор, и я впала в отчаяние. Затем она отменила приговор, и я была счастлива, но на короткое, Боже мой, на какое короткое время, потому что она вновь передумала, несомненно, убежденная своими министрами.

Она еще раз подписала приговор, и, на сей раз, возврата не было.

В среду, 25 февраля, мой сын, одетый в черное, вышел из Тауэра и был привезен на высокий двор позади Башни Цезаря.

Когда он положил голову на плаху, он громко молился.

Весь Лондон был погружен в скорбь, а палач был схвачен толпой и отбит у нее лишь перед тем, как они собирались убить его. Разве то была его вина – бедный человек!

Королева закрылась ото всех и скорбела, а я оставалась в спальне Лейстер Хауз и ожидала новостей о своем муже.

По прошествии недели после казни Эссекса бедный Кристофер был допрошен, признан виновным и 18 марта обезглавлен в Тауэр Хилл.

Итак, я снова осталась вдовой, я потеряла сына, которого, несмотря на его безрассудство, я любила более всех на свете. Мой молодой муж умер вместе с ним, и теперь мне предстоит жить уже одной.

Все изменилось. Королева более не претендовала на вечную молодость. Мне было шестьдесят, а ей должно быть шестьдесят восемь: две старые женщины, которые более не думали друг о друге. Все кажется в далеком прошлом: времена, когда мы с Лейстером были в тайной связи, когда мы состояли в тайном браке и когда я страшилась ее гнева.