В стране слепых - Майкл Фрэнсис Флинн

– Но это еще не конец, – продолжал Вейн. – Гравитационное воздействие на Землю оказывают все тела, какие только есть во Вселенной. Влияние каждого из них может быть ничтожным, но они складываются. В результате орбиту планеты можно предсказать с более или менее приемлемой точностью не больше чем на несколько тысячелетий вперед.

– Личной для меня этого вполне достаточно, – заметил Джереми.

И Вейн и Донг усмехнулись.

– Да, срок прогноза связан с его точностью, – сказал Вейн. – Как правило, чем больше срок, на который дается прогноз, тем точность меньше. Когда предсказываешь орбиту планеты на несколько тысячелетий вперед, не страшно и ошибиться на пару часов. Но если речь идет о космическом корабле, который летит на Луну, то ошибка в несколько часов недопустима, тут нужна точность гораздо бОльшая. А если нужно повысить точность вдесятеро, объем расчетов возрастает в тысячу раз! При этом очень быстро достигается точка, в которой даже при наличии самых быстродействующих вычислительных машин расчет просто опаздывает. К тому времени, как вы точно определите местоположение космического корабля в пространстве, он окажется уже в другом месте.

Джереми почувствовал, что его охватывает раздражение.

– Если все так, как вы объясняете, Херкимер, то получается, что любой прогноз вообще бесполезен.

Вейн поднял палец.

– Именно это я и хочу сказать. Долгосрочные прогнозы невозможны. В любой системе. В этом и состоит Теория Хаоса. Когда бильярдист целится в шар, он может не принимать во внимание положение зрителей, стоящих вокруг бильярда, – их гравитационный потенциал ничтожен. Однако то, что я говорил о планетах, применимо и здесь. Ничтожные воздействия суммируются. Если игрок решит сделать удар с семикратным рикошетом, то гравитационное воздействие зрителей окажется существенным для определения окончательной траектории шара. Я прав, доктор Донг?

– Если уж бильярдист способен сделать удар с семикратным рикошетом, то ему ничего не стоит и рассчитать все в уме.

Вейн засмеялся, закинув голову назад.

– Это верно. А теперь представьте себе, сколько столкновений и рикошетов происходит в обществе, состоящем из миллионов людей! К тому же, в отличие от тяготения и скорости, мы даже не понимаем, какие здесь участвуют силы и как они действуют. Даже если бы существовали точные исторические законы, они не годились бы для прогнозирования. При таком количестве тел, участвующих во взаимодействии, решения становятся неопределенными слишком быстро.

Вейн взглянул на часы.

– Ну что ж, не пора ли нам туда?

Он повернулся и направился к двери конференц-зала.

Донг схватил Джереми за локоть.

– Я знаю то, что я видел, – упрямо прошептал он. – Я все просчитал. Уравнения сработали.

– Но они же приблизительны, – ответил Джереми. – Вы сами говорили. Точность получается недостаточная. Подставьте мне баскетбольное кольцо пошире, и даже я наверняка закину в него мяч. Вы должны на что-то решиться. Несколько минут назад вы были в панике, потому что думали, что уравнения верны. Теперь вы в панике, потому что думаете, что они могут быть неверны.

– А вы как думаете?

– Я? Я бухгалтер. Я думаю, что вы не настолько правы, как вам кажется. И Вейн тоже.

Донг отпустил его руку.

– Доктор Вейн!

Вейн, уже взявшийся за ручку двери, которая вела в конференц-зал, обернулся. Секретарша подняла голову от своего журнала.

– Да, доктор Донг? – сказал историк.

– Я могу сделать один прогноз на будущее.

– А именно?

– Могу предсказать, что через несколько минут я переполошу всю вашу группу.

Вейн пожал плечами.

– Слишком краткосрочный прогноз. И никудышная точность. Может быть, вы и правы.

И вдруг как будто кто-то ударил в огромный барабан под самым ухом у Джереми. Комната вздрогнула, в глазах у него все поплыло. Вьющиеся растения над столом Бренды резко качнулись в сторону, а горшки с цветами, стоявшие на столе, полетели на пол. На стенах потрескалась штукатурка, картины попадали с гвоздей. Массивные, толстые двери конференц-зала вспучились, треснули и слетели с петель, словно какой-то великан высадил их ногой изнутри.

Одна из створок двери обрушилась на Вейна сзади, как гигантская мухобойка. Это было все, что успел увидеть Джереми: комната внезапно встала дыбом, у него перед глазами оказался сначала потолок, потом входная дверь, а потом пол, который прыгнул вверх и ударил его в лицо.

Бородатый человек опустился на колени у могилы, на траву, еще не просохшую после дождя. Брюки его сразу намокли, и в воздухе запахло влажной шерстью. Колени немедленно заныли от холода. Он поставил перед надгробным камнем вазу со свежими цветами, слегка вдавив ее в землю, чтобы не упала. Потом поднялся и перекрестился. Порыв ветра с шумом распахнул его незастегнутый макинтош. Человек поплотнее надвинул шляпу – по ее фасону видно было, что он с Запада.

Всякий, кто мог за ним наблюдать, – а он полагал, что кто-то за ним обязательно наблюдает, – подумал бы, что это друг покойного, похороненного в этой могиле, который по чистой случайности оказался на кладбище в этот день. Во всяком случае, что его появление здесь никак не связано с церемонией похорон, которая начиналась рядом, в какой-нибудь дюжине ярдов. Он надеялся, что именно так подумает тот, кто за ним наблюдает. Правда, когда церемония началась, бородатый человек с любопытством поглядел на похоронный кортеж, но это сделал бы на его месте всякий.

Вокруг открытой могилы стояла небольшая группа людей. Все они были в плащах на случай, если дождь начнется снова. Кое-где над ними уже выросли, как грибы, раскрытые зонтики. На пасмурном небе бледным пятном просвечивало солнце, тщетно пытавшееся рассеять, тучи.

Рядом с могильной ямой был поставлен скромный деревянный гроб. Два человека в рабочей одежде стояли рядом с грудой свежевыкопанной глинистой земли. Она была мокрая и тяжелая на вид – землекопам, наверное, пришлось нелегко. Опершись на лопаты, они равнодушно следили за происходящим.

Бородатый человек снова повернулся к надгробию, сложил руки на груди и склонил голову, как будто молясь за дорогого усопшего. Он действительно молился. Беззвучно шевеля губами и не пытаясь утереть слезы, катившиеся по щекам, он вслушивался в слова, которые произносил священник у соседней могилы.

– Из праха мы встали и в прах возвращаемся. Но что ждет нас по ту сторону могилы, братья мои и сестры? Нас ждет иная, лучшая жизнь. На всем своем земном пути мы копим добродетель, чтобы встретить этот день славы и праведного искупления. Айзек Шелтон был достойный человек. Если можно положиться на милосердие Божие, то мы можем смело сказать, что Айзеку уготовано место среди ангелов. Ибо все, кто его знал, подтвердят, что это был человек праведный и добродетельный, который все свои дни провел в страхе Божием. Аминь.