Запрещенный Сталин - Василий Сойма

В левом верхнем углу первого листа имеется резолюция, исполненная красным карандашом: «Членам ПБ, для сведения с просьбой вернуть в ЦК по прочтении. И. Сталин».

По данным журнала регистрации лиц, принятых И. В. Сталиным, беседа продолжалась два часа. На следующий день в газете «Правда» было помещено сообщение: «28 июня днем состоялась в служебном кабинете т. Сталина беседа т. Сталина с Роменом Ролланом. Беседа продолжалась 1 час 40 минут и носила исключительно дружеский характер».

Набранные курсивом слова вписаны рукой И. В. Сталина.

«Секретно. Не для печати

Беседа т. Сталина с Роменом Ролланом

(Окончательный текст)

28. VI. с. г. ровно в 16 часов в сопровождении своей жены и т. Аросева — Ромен Роллан был принят т. Сталиным

Дружески поздоровались. Тов. Сталин пригласил присутствующих сесть. Ромен Роллан поблагодарил т. Сталина за то, что он доставил ему возможность говорить с ним, а в особенности, выразил благодарность за гостеприимство.

Сталин. Я рад побеседовать с величайшим мировым писателем.

Ромен Роллан. Я очень сожалею, что мое здоровье не позволяло мне раньше посетить этот великий новый мир, который является гордостью для всех нас и с которым мы связываем наши надежды. Если вы позволите, я буду говорить с вами в своей двойной роли старого друга и спутника СССР и свидетеля с Запада, наблюдателя и доверенного лица молодежи и сочувствующих во Франции.

Вы должны знать, чем является СССР в глазах тысяч людей Запада. Они имеют о нем весьма смутное представление, но они видят в нем воплощение своих надежд, своих идеалов, часто различных, иногда противоречивых. В условиях нынешнего тяжелого кризиса, экономического и морального, они ждут от СССР руководства, лозунга, разъяснения своих сомнений.

Конечно, удовлетворить их трудно. СССР имеет свою собственную гигантскую задачу, свою работу строительства и обороны, и этому он должен отдать себя целиком: лучший лозунг, который он может дать, это его пример. Он указывает путь, и идя этим путем, его утверждает.

Но все же СССР не может отклонить от себя великую ответственность, которую возлагает на него положение современного мира, в некотором роде «верховную» ответственность — нести заботу об этих массах из других стран, уверовавших в него. Не достаточно повторить знаменитое слово Бетховена: «О человек, помогай себе сам!», нужно им помочь и дать им совет.

Но для того, чтобы делать это с пользой, следует считаться с особым темпераментом и идеологией каждой страны — здесь я буду говорить только о Франции. Незнание этой природной идеологии может вызвать и фактически вызывает серьезные недоразумения.

Нельзя ожидать от французской публики, даже сочувствующей, той диалектики мышления, которая стала в СССР второй натурой. Французский темперамент привык к абстрактно-логическому мышлению, рассудочному и прямолинейному, в меньшей степени экспериментальному, чем дедуктивному. Нужно хорошо знать эту логику, чтобы ее преодолеть. Это народ, это общественное мнение, которые привыкли резонировать. Им всегда нужно приводить мотивы действия.

На мой взгляд, политика СССР недостаточно заботится о том, чтобы приводить своим иностранным друзьям мотивы некоторых своих действий. Между тем у него достаточно этих мотивов, справедливых и убедительных. Но он как будто мало этим интересуется; и это, по-моему, серьезная ошибка: ибо это может вызвать и вызывает ложные или намеренно извращенные толкования некоторых фактов, порождающие тревогу у тысяч сочувствуюших. Так как я наблюдал в последнее время эту тревогу у многих из честных людей Франции, я должен вам об этом сигнализировать.

Вы скажете нам, что наша роль — интеллигентов и спутников — в этом и заключается, чтобы разъяснять. Мы не справляемся с этой задачей, прежде всего потому, что мы сами плохо информированы: нас не снабжают необходимыми материалами, чтобы сделать понятным и разъяснить.

Мне кажется, что на Западе должно было бы существовать учреждение для интеллектуального общения, нечто вроде ВОКСа, но более политического характера. Но так как подобного учреждения нет, то недоразумения накапливаются и никакое официальное учреждение СССР не занимается их разъяснением. Считают, по-видимому, что достаточно предоставить им с течением времени испариться. Они не испаряются, они сгущаются. Нужно действовать с самого начала и рассеивать их по мере возникновения.

Вот несколько примеров:

Правительство СССР принимает решения, что является его верховным правом, либо в форме судебных постановлений и приговоров, либо в форме законов, изменяющих обычные карательные меры. В некоторых случаях вопросы или лица, которых это касается, представляют или приобретают всеобщий интерес и значение; и в силу той или иной причины иностранное общественное мнение приходит в возбуждение. Было бы легко избежать недоразумений. Почему этого не делают?

Вы были правы, энергично подавляя сообщников заговора, жертвой которого явился Киров. Но покарав заговорщиков, сообщите европейской публике и миру об убийственной вине осужденных. Вы сослали Виктора Сержа на три года в Оренбург; и это было гораздо менее серьезное дело, но почему допускали, чтобы оно так раздувалось в течение двух лет в общественном мнении Европы. Это писатель, пишущий на французском языке, которого я лично не знаю; но я являюсь другом некоторых из его друзей. Они забрасывают меня вопросами о его ссылке в Оренбург и о том, как, с ним обращаются. Я убежден, что вы действовали, имея серьезные мотивы. Но почему бы с самого начала не огласить их перед французской публикой, которая настаивает на его невиновности? Вообще очень опасно в стране дела Дрейфуса и Каласа допускать, чтобы осужденный стал центром всеобщего движения.

Другой случай, совершенно иного характера: недавно был опубликован закон о наказании малолетних преступников старше двенадцати лет. Текст этого закона недостаточно известен; и даже если он известен, он вызывает серьезные сомнения. Получается впечатление, что над этими детьми нависла смертная казнь. Я хорошо понимаю мотивы, делающие необходимым внушить страх безответственным и тем, кто хочет использовать эту безответственность. Но публика не понимает. Ей представляется, что эта угроза осуществляется или что судьи по своему усмотрению могут ее осуществить. Это может быть источником очень большого движения протеста. Это нужно немедленно предотвратить.

Товарищи, вы меня извините, может быть, я слишком долго говорил и, может быть, возбуждаю вопросы, какие я не должен был бы возбуждать.

Сталин. Нет, нет, пожалуйста. Я очень рад вас слушать, я целиком в вашем распоряжении.

Ромен Роллан. Наконец, я перехожу к очень большому актуальному недоразумению, вызванному вопросом о войне и отношению к ней. Этот вопрос давно уже обсуждался во Франции. Несколько лет тому назад я обсуждал с Барбюсом и с моими друзьями коммунистами опасность необусловленной кампании против войны. Мне представляется необходимым изучить различные случаи войны, которые могут представиться, и выработать различные положения, которые могут быть приняты в отношении каждого случая. Если я правильно понимаю, СССР нуждается в мире, он хочет мира, но его позиция не совпадает с интегральным пацифизмом. Последний в известных случаях может быть отречением в пользу фашизма, которое в свою очередь может вызвать войну. В этом отношении я не вполне доволен некоторыми резолюциями Амстердамского конгресса против войны и фашизма 1932 года, так как его резолюции внушают некоторое сомнение в вопросе о тактике против войны.