Эффект Люцифера. Почему хорошие люди превращаются в злодеев - Филип Зимбардо

Неожиданные позитивные результаты СТЭ для участников и исследователей

Наш эксперимент привел к многочисленным позитивным последствиям, которых мы совсем не ожидали. Они оказали мощное влияние на некоторых участников и на самих исследователей. Почти все участники во время заключительного тестирования и отзывов (написанных дома в разное время после эксперимента) указали, что это был ценный личный опыт и он многому их научил. Эти позитивные отзывы до некоторой степени уравновешивают очевидные негативные аспекты тюремного опыта — ни один из наших студентов не согласился бы снова участвовать в подобном исследовании. Давайте опишем некоторые позитивные результаты СТЭ, о которых говорили его участники.

Дуг, заключенный № 8612, главарь бунта заключенных, первый, кто испытал сильнейший эмоциональный стресс. Его реакция заставила нас освободить его всего через 36 часов после начала эксперимента. Этот опыт был для него действительно неприятным. В интервью во время съемки документального фильма «Тихая ярость: Стэнфордский тюремный эксперимент» он сказал: «Это был уникальный опыт, я в жизни никогда так громко не кричал; я никогда в жизни не был так зол. Я потерял контроль и над ситуацией, и над своими чувствами. Возможно, у меня всегда были трудности с самоконтролем. Я хотел понять самого себя и поэтому [после СТЭ] стал интересоваться психологией. Я буду изучать психологию, я хочу понять, почему люди испытывают эмоции, я хочу перестать бояться неизвестного»[216].

В размышлениях о результатах эксперимента, написанных пять лет спустя, Дуг признался, что начал симулировать эмоциональный срыв, чтобы выйти на свободу, но потом роль начала его поглощать. «Я придумал единственный способ, который помог бы мне выйти из эксперимента, — притвориться больным, сначала физически. Потом, когда это не сработало, я стал изображать сумасшедшего. Но я тратил на это столько сил, и тот простой факт, что я так сильно расстроился, меня расстраивал». Как расстраивал? Он сообщил, что его девушка сказала ему, что он был настолько подавлен и возбужден, что постоянно говорил об эксперименте еще два месяца после его окончания.

После эксперимента Дуг занялся диссертацией по клинической психологии — отчасти чтобы научиться лучше управлять своими эмоциями и поведением. Его диссертация была посвящена темам стыда (связанного со статусом заключенного) и вины (связанной со статусом охранника). Он проходил интернатуру не в обычном лечебном или клиническом учреждении, а в тюрьме Сан-Квентин. Затем он больше 20 лет проработал судебным психологом в системе исправительных учреждений Сан-Франциско и Калифорнии. Именно его трогательные признания дали название нашему фильму «Тихая ярость». Он говорил о садистских импульсах охранников, которых нужно остерегаться, потому что они всегда возникают в ситуациях, где власть распределена неравномерно, и готовы выйти наружу в любой момент — взорваться подобно своеобразному «тихому гневу». В ходе своей карьеры Дуг помогает заключенным сохранять, несмотря на внешние условия, чувство собственного достоинства, и разрабатывает программы, позволяющие охранникам и заключенным мирно сосуществовать и сотрудничать. Вот пример того, как изначально крайне негативное влияние СТЭ трансформировалось в знания, которые принесли пользу и отдельной личности, и обществу. Этому участнику эксперимент принес и много боли, и много пользы.

Охранник Хеллман, «крутой Джон Уэйн», наш мачо, участвовал во всех телевизионных программах, посвященных исследованию, — его постоянно приглашали благодаря яркой властной роли и «злому гению» в изобретении заданий и игр для заключенных. Недавно мы встретились на лекции, которую я читал, и он признался мне, что Стэнфордский тюремный эксперимент принес ему не «15 минут славы» Энди Уорхола, которые бывают только раз в жизни, а «15 минут позора, но навсегда». В ответ на мой вопрос, оказало ли участие в эксперименте какое-либо позитивное влияние на его жизнь, он, в частности, написал мне:

«Десятилетия жизненного опыта смягчили того высокомерного и бесчувственного юношу, которым я был в 1971 г. Если бы тогда кто-то сказал мне, что мои действия наносят вред кому-то из заключенных я, вероятно, ответил бы: „Значит, они просто слабаки и нытики“. Но то, что я так глубоко вошел в свою роль, что я был слеп к страданиям других, стало для меня очень поучительным, и я всегда задумываюсь о том, как обращаюсь с людьми. Некоторые даже считают меня слишком чувствительным для бизнесмена, потому что мне иногда сложно принять решение, например, уволить нерадивого сотрудника, поскольку я опасаюсь, что для него это будет слишком трудно»[217].

Крейг Хейни окончил юридическую школу Стэнфордского университета, получил степень доктора права, а также степень доктора философии нашего факультета психологии. Сейчас он — профессор Калифорнийского университета в Санта-Крусе, где ведет популярные курсы по психологии и праву, а также по психологии организаций. Крейг стал одним из ведущих консультантов страны по вопросам условий содержания в тюрьмах. Он — один из немногих психологов-экспертов, сотрудничающих с адвокатами, представляющими интересы групп заключенных в Соединенных Штатах. Он много и блестяще пишет о самых разных аспектах преступности, наказаний, исполнения наказаний и системы исправительных учреждений. Вместе с ним мы написали много статей для профессиональных и отраслевых журналов, а также несколько глав из книг[218]. Его отчет о влиянии СТЭ на его жизнь ярко демонстрирует ценность нашего эксперимента:

«Для меня Стэнфордский тюремный эксперимент стал поворотным пунктом, изменившим направление моей карьеры. Когда я вместе с Филом Зимбардо и Кертисом Бэнксом начал планировать это исследование, я окончил второй курс аспирантуры факультета психологии в Стэнфорде. Мой интерес к использованию социальной психологии в сфере преступности тогда только начал формироваться, с благословения и при поддержке Фила Зимбардо… Почти сразу после окончания СТЭ я стал изучать реальные тюрьмы и в конце концов сосредоточился на социальных историях (social histories), помогавших облегчать жизнь людей, которые в них находятся. Но я всегда помнил о той точке зрения на организации, которую приобрел благодаря наблюдениям и оценке результатов тех шести коротких дней в нашей мнимой тюрьме»[219].