Умирая в себе. Книга черепов - Роберт Силверберг

Он машинально кивнул и ушел. Я вспомнил о Девятом Таинстве и подумал: увижу ли его вновь? Некоторое время я расхаживал по комнате, погруженный в мысли. Потом Сатана воспламенил меня, и я пошел к Оливеру.

– Я знаю всю твою историю, – сказал Нед. – Мне все известно.

Он застенчиво улыбнулся мне. Его ласковые, коровьи глаза смотрят в мои.

– Не надо бояться того, что ты есть, Оливер. Ты никогда не должен этого бояться. Неужели ты не понимаешь, насколько важно знать себя, проникнуть в свою душу как можно глубже, а потом действовать на основе того, что ты там обнаружишь? Но вместо этого очень много людей воздвигают глухие стены внутри себя, стены, сделанные из бессмысленных отвлеченных понятий. Множество всяких «нельзя» и «не полагается». Зачем? Что в этом хорошего?

Лицо у него сияет. Искуситель, дьявол. Должно быть, Эли ему все рассказал. Про Карла и меня, про меня и Карла. Мне захотелось снести Эли башку. Нед ходил вокруг меня кругами, ухмылялся, передвигался, как кот, как борец, готовый к прыжку. Говорил он тихо, почти мурлыкал.

– Давай, Ол. Расслабься. Лу-Энн ничего не узнает. Я не из тех, кто станет трепаться об одном поцелуйчике. Пойдем, Ол, давай, давай сделаем это. Мы ведь не чужие. Хватит нам быть порознь. Это ты, Оливер, это подлинный ты, там, внутри, что пытается выбраться наружу, и наступил подходящий момент, чтобы его выпустить. Ну что же ты, Ол? Что же ты? Это твой шанс. Вот я.

И он подошел ко мне поближе. Посмотрел на меня снизу вверх. Низенький, маленький Нед, мне по грудь. Его пальцы слегка прикоснулись к моей руке.

– Нет, – сказал я, тряхнув головой. – Не трогай меня, Нед.

Он продолжал улыбаться. Поглаживать меня.

– Не отвергай меня, – прошептал он. – Не отказывайся от меня. Потому что, если ты это сделаешь, ты откажешься от самого себя, ты отвергнешь реальность своего собственного существования, а разве ты способен на это, Оливер? Нет, если хочешь жить вечно. Я – полустанок на твоем пути. В глубине души мы оба знаем это уже много лет. А теперь это вышло наружу, Ол, все вышло на поверхность, все сошлось, Ол, все сошлось в этом месте, в этой комнате, этой ночью. Да? Да? Скажи «да», Оливер. Скажи «да»!

Я перестал понимать, кто я и где я. Я был в трансе, в тумане, в коме. Будто призрак самого себя бродил я по залам Дома Черепов, проплывал по прохладным ночным коридорам. Каменные изображения черепов смотрели на меня со стен, ухмылялись мне. Я ухмылялся им в ответ. Я подмигивал, посылал им воздушные поцелуи, смотрел на ряд массивных, исчезающих в бесконечности дубовых дверей. Все двери плотно закрыты, и загадочные имена приходят мне на ум: это комната Тимоти, эта – Неда, здесь живет Оливер. Кто они такие? А вот и комната Эли Штейнфельда. Кого? Эли Штейнфельда. Кого? Э-ли-штейнфель-да. Ряд невразумительных звуков. Нагромождение мертвых слогов. Э. Ли. Штейн. Фельд. Пойдем дальше. Эта комната принадлежит брату Энтони, а здесь можно найти брата Бернарда, здесь живет брат Ксавьер, а здесь – брат Клод, и брат Миклош, и брат Морис, и брат Леон, и брат Икс, и брат Игрек, а кто такие эти самые братья, что означают их имена? А вот и еще двери. Здесь должны спать женщины. Я открываю дверь наугад. Четыре койки, четыре мясистых женщины, обнаженных, разметавшихся на скомканных простынях. Все на виду. Бедра, ягодицы, груди, лона. Лица спящих с раскрытыми ртами. Я могу подойти к ним, могу войти в них, могу обладать ими, всеми четырьмя по очереди. Но нет. Дальше, туда, где нет крыши, где сквозь неприкрытые балки мерцают звезды. Здесь прохладней. Черепа на стенах. Капель фонтана. Я прошел по общим помещениям. Здесь мы принимаем наставления в Восемнадцати Таинствах. Здесь мы занимаемся священными упражнениями. Здесь мы питаемся нашей особой пищей. А здесь – это отверстие в полу, этот омфал, здесь пуп земли, ворота в Преисподнюю. Я должен спуститься. Теперь вниз. Запах плесени. Света нет. Угол спуска становится более пологим: это не пропасть, а лишь подземный ход, и я это помню. Я уже проходил по нему, с другой стороны. Преграда в виде каменной плиты. Она подается, подается! Туннель идет дальше. Вперед, вперед, вперед. Тромбоны и бассетгорны, хор басов, в воздухе вибрируют слова Реквиема: «Rex tremendae majestatis, qui salvandos salva gratis, salva me, fons pietatis». Наружу! Я выбираюсь из отверстия, через которое впервые вошел в Дом Черепов. Передо мной бесплодные пустыри, колючая пустыня. За спиной у меня Дом Черепов. Надо мной звезды, полная луна, свод небесный. Что теперь? Я неуверенно прошел по открытому пространству, мимо очерчивающих его границу каменных черепов, размером с баскетбольный мяч, и двинулся по узкой тропинке, уходящей в пустыню. У меня не было никакой определенной цели. Ноги сами несли меня. Я шел часы, дни, недели. Потом я увидел справа от себя огромный приземистый валун с грубой темной поверхностью: дорожный указатель, гигантский каменный череп. При лунном свете глубоко высеченные черты выглядели резко и зловеще, в черных провалах затаились озера ночи. Займемся медитацией прямо здесь, братия. Будем созерцать череп, скрывающийся под лицом. Я преклонил колени и, воспользовавшись приемами, которым меня научил благочестивый брат Энтони, послал свою душу вперед, объял огромный каменный череп, и очистился от уязвимости перед смертью. Череп, я знаю тебя! Череп, я не боюсь тебя! Череп, я ношу твоего собрата у себя под кожей! И я посмеялся над черепом, и позабавил себя, превратив его сначала в гладкое белое яйцо, потом – в шар розового алебастра с желтоватыми прожилками, а затем – в хрустальную сферу, в глубины которой я погрузился. Сфера показала мне золотые башни погибшей Атлантиды. Она показала мне косматых людей в звериных шкурах, скачущих при свете факелов перед изображениями быков на стенах задымленной пещеры. Она показала мне безмолвного Оливера, в изнеможении лежащего в объятиях Неда. Я снова превратил сферу в грубо высеченный из черной глыбы череп и, удовлетворенный, пошел по тернистой тропе обратно к Дому Черепов. Я не стал спускаться в подземный ход, а вместо этого зашел за угол здания и прошелся вдоль длинной стены того крыла, где мы внимали наставлениям братьев, пока не добрался до конца здания, откуда тропинка вывела меня к возделываемым полям. При лунном свете я стал искать сорняки, но не нашел ни одного. Я погладил маленькие кустики перца. Я благословил ягоды и корни. Это священная пища, чистая пища, это пища жизни вечной. Я опустился на колени между рядов растений на прохладную, сырую, раскисшую почву и помолился о даровании мне прощения за мои грехи. Затем взошел на холмик к западу от Дома Черепов. Здесь я скинул шорты и, оставшись обнаженным в ночи, выполнил священные дыхательные упражнения, приседая, вбирая в себя темноту, смешивая ее с внутренним дыханием, извлекая из нее энергию, распределяя эту энергию по внутренним органам. Тело мое растворилось. Я лишился массы и веса. Плыл, танцевал в воздушном столбе, на века задержав дыхание. Я парил в вечность, приблизившись к состоянию истинной благодати. А теперь наступил подходящий момент для выполнения упражнений, что я и сделал. Все движения давались мне с легкостью и ловкостью, которых я еще ни разу не достигал. Я наклонялся, крутился, прыгал, поднимался в воздух, хлопал в ладоши, испытал каждый мускул. Я испытал всего себя до остатка.