Новый год в октябре - Андрей Молчанов

— Ну, давай! — обрадовался тот. — Торгуйся на пятнашку. А то бомбить, встану еще враскоряку где-нибудь… За час успеешь?

Я выехал из гаража и полетел, сам не зная куда по проспектам и переулкам. Скорее из этого логова! От Эдика отоврусь: остановили гаишники, доверенности не было, машину задержали. Затем в присутствии рефери — Игоря, расплачусь с ним за работу. А переднюю подвеску и кардан пусть главный ремонтирует в автосервисе. С меня хватит. Солидол, гайки, мат, портвейн, жулье…

«А может, все наши проблемы, дела, да и вообще все-все, заключается в сущности белкового организма? — философствовал я, наслаждаясь свободой и оценивая вторым планом, хорошо ли пружинят рессоры на колдобинах. — Ну а пусть бы мы были из кремния, предположим. Все равно были бы и средства передвижения, и подобие алкоголя, и какая-то борьба за материальные блага — на ином уровне, с иным мироощущением, но такие понятия, как жадность, корысть, ложь — не исчезли бы, а просто приобрели другие формы, по сути своей ничем не отличимые от теперешних, актуальных».

Вечером мне позвонил Эдик.

— Чего ж ты уехал, — злобно прогнусавил он. — Там… зонтик мой остался…

— Где?

— На заднем сиденье! И штаны… Я так в спецовке до дома и топал. Да, и рулевая тяга от «шевроле».

— Ничего не видел.

— Как… увели, что ли? Ничего себе… — огорчился он. — На базе?

Я поведал об аресте машины органами ГАИ.

Эдик помолчал, соображая… Сказал, взвешивая слова:

— Значит, так. Тяга — пятнашка, зонтик — тридцатник, штаны — пятерка и — полтинник за работу. Три дня сроку. Иначе лучше не появляйся. — И брякнул трубку.

Так закончился этот ремонт.

Со съемок вернулась, исходя досадой. Ничего не выходит. Фильм разонравился, роль тоже, партнеры — кретины, режиссер орет по любому поводу, а отношения у нас с ним — не приведи господь. Только переоделась — звонок в дверь. Володя? С трепетом неприятия этой встречи поворачиваю вертушку замка… Вот номер! Корреспондент… Как его? Игорь.

— Надо поговорить. — Стоит на пороге, не раздеваясь.

Понимаю, что пришел он сюда неспроста, но больше не понимаю ничего. Улыбаюсь, говорю, что вчера прочитала интервью, все прекрасно, довольна… Он как-то отмякает, и в поведении его начинает проскальзывать непринужденность…

Ставлю чай, и в ожидании чая сидим, рассуждая о всякой всячине. Но вот пауза, лицо его суровеет… Сейчас цель посещения разъяснится.

— Марина, — начинает он, отводя взгляд. — У меня, видишь ли, неприятности. Беда даже… Я люблю тебя.

Я, обомлев, слушаю. О том, при каких обстоятельствах он увидел меня впервые, кто таков, на чем основано его приятельство с Володей…

— Короче, с ума схожу, — говорит он, болезненно морщась. — Вплоть до того, что каждый вечер обход вокруг известного тебе дома. Свихнулся. Ну а что ты мне можешь ответить, знаю. Ничего. Абсолютно ничего. Но не сказать тебе об этом…

— Понимаю, — отзываюсь я задумчиво, тут же сознаваясь себе, что хотя и впрямь понимаю его, но сейчас механически начинаю играть не то в сочувствие, не то в нечто сочувствию подобное, с задачей — чтобы и не обидеть, и отшить тем не менее. Тягостная роль.

— Ну, — говорит он неестественно бодро, — пониманием мы прониклись, и теперь ухожу. Извини за причиненное неудобство. Да, знаешь… смешно прозвучит… однако если бы свершилось чудо и стала бы ты моей женой, я был бы для тебя идеальным мужем, наверное. И вообще спасся бы. Володьке, прошу, ничего не надо… ладно? Не хочу выглядеть в его глазах смехотворным персонажем.

— Игорь, — вырывается у меня. — Пошлость, но… давай будем друзьями? — Что руководит мной, когда я произношу это? Жалость? Нет, ни жалости, ни сострадания я не испытываю и, может, презираю его даже… Ах, вон оно что! Я просто слабовольно играю в некий отвлеченный гуманизм. Мальчишка… Наивный, глупый, пустой. Я поняла бы скорее самый невероятный поступок, даже насилие над собой, нежели эти его жалкие слова…

— Пока, — мямлит, и дверь захлопывается.

Все-таки жаль его… Хотя, что жалеть? Блажь нашла! Поклонничек — одно слово. Но поклонение это — наверняка не к личности, а к известности. Обыватели, а он из них, повально любвеобильны к знаменитостям только за то, что они знаменитости. Все, неприятен мне этот Игорь, и точка, и новый абзац. Одно беспокойство. Дурак какой-то. Нет, вот тип, а?! Корреспондент! Да и Володька тоже… Прилипалы! Кстати. Ну а кто такой этот Вова? Начинающий поэт. Сколько их? А сколько начинающих актеров? Мота бы я поставить хоть на одного? Нет, дорогая, слишком рискованная игра. Этими мальчиками можно несерьезно развлечься лет в пятьдесят. А тебе еще рано. Ладно, было — забудем.

Я открываю окно, скоренько убираю со стола пустые чашки, останки недоеденного кекса и выстуживаю комнату. Обожаю спать в холодной комнате под теплым одеялом.

Неделю в безумном, запойном веселье отгулял на свадьбе Михаила. Прихватил туда Ирочку, принятую всеми за мою невесту. Я против такой версии не возражал, тем более ей она была явно по душе. Бедная девочка… влюбилась в меня, обормота. Как я ее понимал! И как неловко было видеть перед собой ее глаза — любящие взахлеб, без оглядки… Однако — у каждого свое персональное горе. С Мариной я объяснился, ничего это, естественно, не дало — обоим было неуютно и принужденно, но в целом мне полегчало. Я тупо и честно признался в любви. Теперь можно было и забыть ее. Нет, забыть не получалось. Вдруг… Увидим, короче.

Но что несомненно, пусть интуитивно уяснил — фальшивый блеск ценностей, ею признаваемых. Она тянулась к искусству, но тоже, как и я, не понимала его. И говорила о нем штампами, и мыслила как арифмометр. Не будь у нее ослепительной внешности — продавщица, портниха, на большее точно бы не сподобилась. Не из-за уязвленного самолюбия думается эдак, а из-за любви к ней, из-за понимания ее. Ей же желаю того не понять. Желаю ей счастливого самоневедения. Хотя обольщаться насчет себя — это всегда до поры… А продавщицей, кстати, она бы меня устроила. Но — сейчас, не через десять лет. Через десять лет, уверен, выстрадав титул «заслуженной», осознанно смирившись с бездарностью личной, начнет она умело и изящно давить конкурирующие младые таланты, вот что совсем уж неважно… Манеры, хватка и логика есть, опыт прибавится… А спасло бы ее сейчас нормальное женское счастье и надежный человек рядом. Тот, что сейчас с ней, — так, временщик, попутчик, она для него — внешний атрибут сегодняшней конъюнктуры. А когда подгадается иной, более перспективный момент, да и обстановочка соответственно моменту организуется, вильнет в сторону.

С такими мыслями и пребывал я на свадьбе — искренней, загульной, деревенской.

Мишка в приливе праздничного настроения и в боязни моего отказа устроить ему квартиру после неудачи со щипцами, предложил иной вариант: угнать его новенькую служебную «Волгу» во время обеденного перерыва. В случае чего — ответственность исключительно на мне, а таскания по следователям и разные «объяснительные» квартиры стоят — таковы были его, видимо, рассуждения. Настроениям этим я подыгрывал, хотя квартиру устроил бы в качестве свадебного подарка. Но, кажется, в наше время так не полагается. Как сказал Володька Крохин — не помню в честь чего, — каково время, таковы и герои его. Ну и вообще взаимоотношения между людьми.