Михаил Булгаков. Морфий. Женщины. Любовь - Варлен Стронгин

«Она вышла и вдруг встретила Булгакова. Помните, как Мастер встретил Маргариту в переулке? Мне всегда кажется, что это описана их вторая встреча…»

В начале шестидесятых Елена Сергеевна рассказывала молодой аспирантке ГИТИСа Н. Ю. Голиковой, что, узнав о выходе угрожавшей Булгакову статьи, она бросилась к нему. Возможно, что это была отнюдь не вторая их встреча. 3 января 1931 года Михаил отправил ей письмо: «Мой друг! Извини, что я так часто приезжал. Но сегодня…» Здесь письмо обрывалось. Очевидно, оно написано Елене Сергеевне, когда она находилась в подмосковном доме отдыха, куда несколько раз приезжал Булгаков, нарушая обещание Шиловскому прекратить всякое общение с его женой.

6 сентября 1932 года Булгаков писал Шиловскому:

«Дорогой Евгений Александрович, я виделся с Еленой Сергеевной по ее вызову, и мы объяснились с нею, мы любим друг друга, как любили раньше. И мы хотим по…»

Несмотря на утерю следующей части письма, последнее слово не вызывает сомнения, звучит оно: «пожениться».

О том, как разрешились семейные дела Булгакова, закончившиеся женитьбой на Елене Сергеевне, можно судить по письму Е. А. Шиловского родителям Елены Сергеевны от 3 сентября 1932 года:

«Дорогие Александра Александровна и Сергей Маркович! Когда Вы получите это письмо, мы с Еленой Сергеевной уже не будем мужем и женой. Мне хочется, чтобы Вы правильно поняли, что произошло. Я ни в чем не обвиняю Елену Сергеевну и считаю, что она поступила правильно и честно. Наш брак, столь счастливый в прошлом, пришел к своему естественному концу. Мы исчерпали друг друга, каждый давая другому то, на что он был способен, и в дальнейшем (даже если бы не разыгралась вся эта история) была бы монотонная совместная жизнь больше по привычке, чем по действительному взаимному влечению к ее продолжению. Раз у Люси родилось серьезное и глубокое чувство к другому человеку – она поступила правильно, что не пожертвовала им. Мы хорошо прожили целый ряд лет и были очень счастливы. Я бесконечно благодарен Люсе за то огромное счастье и радость жизни, которые она дала мне в свое время. Я сохраняю самые лучшие и светлые чувства к ней и к нашему общему прошлому. Мы расстаемся друзьями. Вам же я хочу сказать на прощание, что я искренне и горячо любил Вас как родителей Люси, которая перестала быть мне женой, но осталась близким и дорогим мне человеком».

В этом письме проглядывала горечь сильного и благородного человека. Сохранилась записка Булгакова режиссеру МХАТа В. Г. Сахновскому:

«Секретно. Срочно. В 3 ¾ дня я венчаюсь в загсе. Отпустите меня через 10 минут».

Елена Сергеевна оставила пояснение к записке:

«Эту записку передал на заседании в МХАТе В. Г. Сахновскому Михаил Афанасьевич. Сахновский сохранил ее, а потом передал мне».

По другим сведениям, они поженились 4 октября 1932 года, но для истории в данном случае путаница дат не играет особой роли. Главное свершилось. Свадебным путешествием стала поездка в Ленинград по театральным и деловым вопросам, наиболее важным для них, так как любовные, к радости обеих сторон, были наконец-то разрешены.

В новую квартиру переехали 18 февраля 1934 года. По этому поводу Булгаков написал Вересаеву:

«Замечательный дом, клянусь! Писатели живут и сверху, и снизу, и сзади, и спереди, и сбоку… Правда, у нас прохладно, в уборной что-то не ладится и течет на пол из бака, и, наверное, будут еще какие-нибудь неполадки, но все же я счастлив. Лишь бы только стоял дом».

Первая запись в дневнике Елены Сергеевны была сделана в день годовщины ее встречи с Булгаковым после разлуки. Очередная путаница с датой. Видимо, оба пребывали в эйфории счастья. Миша настаивал, чтобы дневник вела именно Елена Сергеевна:

«Сам он, после того как у него в 1926 году взяли при обыске его дневники, – дал себе слово никогда не вести дневника. Для него ужасна и непостижима мысль, что писательский дневник может быть отобран».

Взаимопонимание между супругами удивительное, что придавало им силы, уверенность в действиях. Михаил Афанасьевич написал доверенность на имя жены:

«Настоящей доверяю жене моей Елене Сергеевне Булгаковой производить заключение и подписание договоров с театрами и издательствами на постановки или печатание моих произведений как в СССР, так и за границей, а также получение причитающихся по этим договорам сумм и авторского гонорара за идущие уже мои произведения или напечатанные» (14 марта 1933 года).

Елена Сергеевна отважно взялась вести непростые дела мужа. Не сразу все получалось. Михаил Афанасьевич тактично поправлял ее, иногда с улыбкой, иногда иронично, но всегда доброжелательно. Непременно читал ей только что написанное, а она дивилась, насколько слепы люди, или задавлены бытом, или вообще привыкли к примитивному единомыслию, что не замечают, что рядом с ними живет и творит человек-чудо.

14 января 1933 года Михаил отправил письмо в Париж брату Николаю, на мой взгляд, заслуживающему отдельной книги. Сам по себе интересный человек, пытливый ученый, преданнейший брат. Вот фрагменты из этого письма:

«Сейчас я заканчиваю большую работу – биографию Мольера… Мне нужно краткое, но точное описание его [Мольера] памятника… Если бы ты исполнил просьбу, ты облегчил бы мне тяжелую мою работу. Сообщаю тебе, что в моей личной жизни произошла громадная и важная перемена. Я развелся с Любой и женился на Елене Сергеевне Шиловской. Ее сын, шестилетний Сергей, живет с нами… Силы мои истощились. Оставлю только репетиции в театре. Тогда мой верный друг Елена Сергеевна поможет мне разобраться в моей переписке. Елена Сергеевна носится с мыслью поправить меня в течение полугода. Я в это ни в какой мере не верю, но за компанию готов смотреть розово на будущее. Письмо диктую жене, так как мне легче так работать, чем писать рукой. Итак, обнимаю тебя и Ивана. Желаю, чтобы ваша судьба была хороша».

Николай Афанасьевич аккуратно и тщательно выполнил просьбу брата. Он выслал ему фотографию памятника Мольеру, подробный план улиц и зданий вокруг памятника, скопировал надпись на нем. Елена Сергеевна, работая над текстом романа при подготовке его к изданию, сообщала Николаю Афанасьевичу (14 сентября 1961 года):

«Мишина книга начинается и кончается с памятника Мольеру, и поэтому мне непременно хочется поместить фото памятника. Я должна сказать, что действительно это стоило больших трудов – добиться согласия на издание. Ведь я бьюсь над этим двадцать один год. Бывало, что совсем-совсем, казалось, добилась. И опять все летело вниз, как сизифов камень. В этом – моя жизнь. Мне выпало на долю – невероятное, непонятное счастье – встретить Мишу. Гениального, потрясающего писателя, изумительного человека. Не думайте, что я это пишу, потому что я – жена его, человек, обожающий его. Нет – все (и очень большие и очень разнообразные люди), все, кто смог познакомиться полностью с его творчеством (я не всем даю эту возможность), все употребляют именно это выражение – гениальный. Мне попала в руки совершенно случайно рецензия в Союзе писателей [!] о Мише, и там под его именем стояли: год рождения, год смерти и слова, начинающие текст: Великий драматург. И ведь они не знают (только слышат) – какая у него проза. Я знаю, я твердо знаю, что скоро весь мир будет знать это имя…»