Вампиры Лос-Анжелеса - Роберт Рик МакКаммон

“Парамаунт” – “Долгий рейс”… для тех, кто спрашивал, сообщаем, что Джейн Данн все еще в добром здравии, проживает в Беверли Хиллз. Наш корреспондент возьмет у нее интервью, и в следующем выпуске Эй–Би–Си… Все это лишь слухи, но пронеслась весть, что некий принц из Европы вскоре займется перестройкой замка, принадлежащего некогда знаменитой звезде фильмов ужасов Орлону Кронстину… Очень скоро свадебные колокола зазвонят для Джона Траволты. Имя счастливицы все еще хранится в секрете, но ваш покорный слуга уже слышит, как звонит колокол накануне Рождества…”

Глаза Палатазина вернулись к упоминанию об Орлоне Кронстине и “европейском принце”. Десять или одиннадцать лет назад он некоторое время занимался этим делом. Самого обезглавленного трупа он никогда не видел, но видел офицеров, которые видели труп. Лица их были необычайно бледны, а губы сжаты в тонкую линию. Дело закрыто, как он помнил, виновники не найдены. Но его сейчас беспокоили два слова – “европейский принц”. Именно эти слова, он был уверен, привлекли внимание матери. Если этот принц и есть король вампиров, которого он ищет, то замок был бы для него идеальным убежищем – он стоит в безлюдной местности, в горах, достаточно высоко, чтобы представлять удобную точку наблюдения. И теперь он припомнил, как смотрел в сторону тех холмов Таракан, умоляя Хозяина помочь ему.

Кровь в его жилах превратилась в лед.

“Да,– сказал он сам себе,– именно эти вырезки – вот что хотела показать мне мать”.

И другой вопрос волновал его сейчас – был ли этот европейский принц – король вампиров (если это он) тем самым вампиром, который уничтожил венгерскую деревню Крайек в одну метельную ночь, столько лет тому назад? То ли это существо, которое уничтожило отца?

Он сложил вырезки обратно в коробку, закрыл крышку. Поднявшись с кровать, он подошел к окну и посмотрел на Ромайнстрит. Улица была погружена в голубизну рассветных теней. Небо было мрачным, аспидно–серым, но он видел, что с востока поднимается уже розовая заря. Он чувствовал горький медный привкус во рту – привкус абсолютного ужаса, страха перед тем, что должно вот–вот произойти в этом городе, и того, что должно быть сделано. Его пальцы вцепились в подоконник, черный крест, нарисованный краской на стекле, казался прицелом, горящим в мозгу. Ужас судорогой сжимал желудок.

– Я не смогу один,– услышал он собственный шепот. – Не смогу.

Но кто сможет тогда?

– Я не смогу.

Он покачал головой, губы его дрожали. Ему придется отправиться в рассыпающийся замок на обрыве, найти там короля вампиров и пробить сердце осиновым колом, отделить голову монстра от туловища, потом произвести такую же операцию со всеми остальными чудовищами, обитающими в замке. Тела придется сжигать или выставлять на солнце, чтобы свет и жар обратили их в пепел. И помоги ему Бог, если он будет пойман там, когда сядет солнце.

Он вспомнил лицо отца, пересеченное оранжевыми полосами огня от камина. Блестящие жуткие глаза. Он помнил выстрел из ружья и ужасное чудовище – уже не Папа! – поднявшееся с пола, с оторванной половиной лица, блестящими длинными клыками.

– Я не смогу,– сказал он своему отражению в зеркале.

Но кто же тогда?

Он не слышал, как окликнула снизу Джо, которая кричала изо всех сил:

– Ты не хочешь кофе? Тогда не получишь!

“Боже, но почему именно я?”

Он сам ответил на вопрос. Потому что ты их знаешь. Ты уже однажды убежал от них, не зная, что они следуют за тобой, день за днем, год за годом, через все Соединенные Штаты. И вот теперь они здесь, и дальше бежать некуда. Если ты не пойдешь, то что будет с этим городом? С миллионами людей, которые не имеют понятия о том, что происходит? Лос–Анжелес будет покорен, как погибла деревушка Крайек, и приливная волна вампиров покатится на восток через всю Америку, возможно, соединяясь по дороге с другими изолированными районами, где сейчас правят вампиры, которые ждут этой волны. Перед ними откроется возможность завоевать весь мир, ничто не устоит перед их жаждой.

В зеркале оконного стекла лицо казалось постаревшим на тридцать лет. Остатки волос вдруг поседели, словно у человека, которому приснился кошмар – ухмыляющаяся Смерть, подкрадывающаяся к нему.

Сделать нужно было многое, и все должно быть кончено до вечера. Но он знал, что самому не справиться, и ему нужна была поддержка. Во рту кислый запах страха стал невыносимым.

В доме на противоположной стороне улицы он увидел сидящую на крыльце немецкую овчарку. Странно, он и не знал, что Земкисы купили себе сторожевую собаку. “Может, вам повезет,– пожелал он мысленно удачи спящей семье. – Вам теперь понадобится вся удача, какая только есть у вас”.

Он отвернулся от окна и начал быстро одеваться.

5.

– Смородиновое бренди,– предложила старушка в кресле на колесах, наливая из хрустального графина в три хрустальные рюмки в виде лилий. В сервизе их было четыре, но четвертая лежала, разбитая на полированном паркете.

– Стопроцентная гарантия,– пообещала старушка, подмигивая Весу. – Вычищает все, даже страх перед самим Сатаной.

Вес передал стакан Соланж, отпил из другого. Во рту его сразу же вспыхнул огонь, он почувствовал, как алкоголь горячей спиралью словно вулканическая лава уходит в желудок. На глаза навернулись слезы, но он допил остаток.

– Еще,– сказал он, протягивая стакан.

Джейн Данн улыбнулась, морщинки вокруг губ, сложенных сердечком, стали глубже, но в карих глазах оставался холодный страх, отказывающийся таять.

– Уверен, что справишься, малютка?

Он кивнул и она налила еще.

Соланж стояла на другой стороне комнаты, отодвинув в сторону тяжелую красную штору, чтобы посмотреть на улицу. Небо посерело первыми проблесками наступающего нового утра.

– Солнце восходит,– выдохнул Вес. – Кто–то там еще бродит?

– Нет, по крайней мере, я их не вижу.

Он подошел к окну и встал рядом с Соланж. Бульвар был пуст, окна домов темны. Полное безлюдие и безмолвие.

– По–моему, они все убежали. Бояться дневного света, так?

– Я бы с такой уверенностью не говорила, малютка,– сказала Джейн, разворачивая свое кресло так, чтобы сидеть лицом к ним. – Я теперь ни в чем не уверена в этом мире, который явно съехал с рельсов.

Вес отошел от окна и с облегчением опустился в ужасно мягкое антикварное кресло со сломанным подлокотником. Рядом на кофейном столике горела одинокая свеча. Стоявший рядом с дверью старинный футляр с часами был опрокинут на бок, стрелки замерли