Страна мечты - Влад Савин

А где в этой процедуре генерал де Голль? Даже, как оказалось, не генерал — всю войну так называли, а теперь вспомнили, что формально, по Уставу, его бегство в Англию в сороковом было дезертирством со службы, причем на тот момент его представление на чин бригадного генерала, правительство еще не успело утвердить! Так что, полковник де Голль, вот вам орденок за заслуги, и почет, как спасителю Отечества, и даже генералом в отставке, с пенсией и мундиром, утвердить вас можем — но политику оставьте другим, а вы мемуары пишите, и выращивайте виноград.

Где тут интерес СССР? Так де Голль, хотя и антисоветчик, и коммунистов, мягко говоря, не любил — но все же был за по-настоящему независимую Францию! А те, кого пропихивают ему на смену, готовят такое, нам кое-что узнать удалось, ну просто слов нет, кроме матерных! Но непонятно, отчего де Голль не реагирует — сломался, боится, купили? И предполагалось, что с офицером-фронтовиком (да еще, тем самым, что Гитлера брал) он будет более откровенен, чем с советским послом. Ну хоть намеки, или обмолвки — и то, помогут понять, что происходит!

Аудиенция состоялась лишь на третий день. Наш посол говорил о советско-французской дружбе, а затем представил меня, «тот самый Смоленцев». И де Голль явно заинтересовался! А после, как и ожидалось, изъявил желание побеседовать уже в неофициальной обстановке.

Присутствовал еще один человек. Представленный Генералом как Армад Мишель, начальник его личной охраны, и «просто, хороший друг». А также, переводчик — ведь вам, мсье Смоленцев, легче будет говорить на родном языке?

Это верно, французского я не знал, от слова «совсем». И так уже — изначально, еще там, в 2012, владел английским (положено), на вполне профессиональном уровне. Еще испанский учил, с подачи «кэпа» Большакова, успевшего реально повоевать то ли на Кубе, то ли где-то в Латамерике, как бушковская «пиранья» — но с испанцами говорить не приходилось, так что за качество не уверен. Здесь, уже под конец, пришлось освоить немецкий, сначала на уровне армейского разговорника, «номер твоей части», «кто командир», а затем наш «жандарм» товарищ Кириллов, усмотрев неполное служебное соответствие, загнал меня на ускоренные курсы, методом полного погружения с носителями языка, это когда все вокруг шпрехают исключительно зи дойч, так что понимать и читать научился, вот только с произношением проблемы. Ну а итальянский, это уже само собой, такая практика была, и в Красных Гарибальдийских бригадах, а особенно с Лючией, галчонком моим, я ее русскому обучал, она меня итальянскому, так что сейчас умею в совершенстве. Но пятый язык, французский, это уже чересчур! Потому, предполагал с Генералом на английском говорить — хотя значилось у нас, что с декабря сорок третьего, за время пребывания в СССР, формируя свой корпус, и общаясь с нашими советниками, де Голль и русский язык освоил на минимальном уровне? Но вот этой фигуры, Армада Мишеля, в нашей картотеке не было, что за фрукт, из эмигрантов? Ну, если хозяин ему доверяет…

Разговор начался, как водится, с любезностей. Затем с моего рассказа (в общедоступной редакции), как фюрера ловили. Армад Мишель, явно волчара, профи — все понимает предельно быстро, не переспрашивая, и переводит сразу, не задумываясь, подбирая слова. Для эмигранта в революцию молод — может, уже второе поколение? И отчего тогда у нас о нем информации нет?

И вот, коснулись той самой темы.

— Все чего-то хотят от Франции — сказал де Голль — глупо жаловаться на жестокость и несправедливость мира, разве он может быть иным? Мир эгоистичен, и о том надо помнить. И никто не позаботится о тебе, если ты не сделаешь это сам. Что от меня и Франции хотите вы, русские? Отчего вас так беспокоит моя безопасность?

Ну что ж. Я ведь, по роли, не дипломат, а боевой офицер, пусть и исполняющий дипломатическое поручение?

— Господин генерал, бывают случаи, когда «эгоизмы» как вы выразились, у разных сторон совпадают. Не думаю, что раскрою секрет, говоря, что вы, на посту Президента Франции, были бы куда предпочтительнее для СССР. Мы заинтересованы в сильной, подлинно независимой Франции, ведущей собственную политику. Которую можете обеспечить лишь вы, а не Тассиньи, и не какая-либо иная фигура.

— Тассиньи подпишет Акт послезавтра — сказал де Голль — надо думать, эти, из-за Пролива, не задержатся утвердить. После чего и я, и Тассиньи, и вся «сражающаяся Франция» формально по процедуре и строго по закону будут никем и ничем. А вся власть будет принадлежать Учредительному Собранию, подкрепленному штыками «батальонов охраны порядка», так будут называться те из «сражающихся», кого не разоружат. Здесь, в Париже, этими войсками командует Тассиньи. И на время выборов в собственно Национальное, уже не Учредительное Собрание, он, подобно Кавеньяку в 1848 году, будет держать Париж на осадном положении, во избежание беспорядков. А если таковые все же случатся, они будут подавлены с предельной решительностью и жестокостью, во имя мира и спокойствия! Французы будут стрелять в французов. Этого хотите вы, и ваш Торез?

— А известно ли вам, генерал, что готовят для Франции англо-американцы? — спрашиваю я — только не задавайте мне вопрос об источниках, но за достоверность информации мы, советская сторона, отвечаем. Полная свобода торговли для английских и американских товаров. «Капитализация» по списку французских фирм, то есть выпуск дополнительных акций в свободную продажу — очевидно, что результатом будет скупка иностранцами контрольных пакетов. Обеспечение франка не только золотом, но и долларами и фунтами, то есть по сути, экспорт к вам американской и британской инфляции. Особый, секретный договор, по которому вступление в должность любого Президента Французской республики должно согласовываться и утверждаться в Вашингтоне. Ограничение армии самой минимальной численностью, при запрете иметь военную авиацию, линкоры, подводные лодки — или же, отсутствие ограничений, при условии подчинения французских вооруженных сил некоему «Западноевропейскому оборонительному союзу», то есть по факту, английским генералам. Американские и английские военные базы, аэродромы, гарнизоны на вашей территории. Все это должно быть утверждено Собранием — и будет им утверждено. Если это не конец Франции как суверенной Державы, то что это такое?

— Мне о том известно — кивнул де Голль — и еще о некоторых условиях, столь же унизительных и недостойных.

— И что вы намерены предпринять?

— Сейчас ничего — ответил де Голль — лишь сожалеть, что Франция ошиблась с выбором стороны. Ну что стоило маразматику Петену послать подальше Гитлера с его «Еврорейхом»? Мы были бы в лагере победителей… а теперь, сами, к своему несчастью, дали повод требовать с нас возмещения убытков.

— Так эти требования незаконны, строго говоря — отвечаю я, напряженно вспоминая политический расклад — и что с того, что Петена избрал президентом законный парламент? Если после Петен разогнал парламент и отменил конституцию, на что права не имел. То есть, с этого момента, он узурпатор, и любые его решения, в том числе и по вступлению в Еврорейх, незаконны! Ну а после того, как немцы сгноили Петена в концлагере, и поставили Францию под управление своих генералов, вообще ни о каком участии Франции в Еврорейхе говорить не приходится! Что до французов, служивших Гитлеру, так вы, формируя свой корпус из пленных, взятых нами на Днепре, наслушались историй об их «добровольности» — когда людям предлагали выбирать, концлагерь за саботаж, или добровольцем на Восточный фронт? Впрочем, если и были те, кто шли по-настоящему добровольно, так их и будем судить, ну а Франция тут при чем? У Гитлера были добровольцы из Швеции, Швейцарии — но никто не говорит об участии этих стран в Еврорейхе? Был даже Британский Легион СС! А как на оккупированных немцами Нормандских островах, британские чиновники исправно исполняли приказы немецких комендантов, а «бобби» патрулировали вместе с фельджандармами? И вообще, не англичанам обвинять французов — после Мерс-эль-Кебира, Дакара, Мадагаскара, случившихся еще до Еврорейха, когда Виши официально считался нейтральным!