Первый в списке на похищение - Валерий Поволяев

– Рисовал, товарищ генерал.

– Врешь, не рисовал.

– А действительно хороша, – Волошин невольно прищелкнул языком.

– Да не для нас с тобой, майор, сшита. Дом на первом снимке узнаете?

– Так точно! – в один голос ответили Волошин с Родиным.

– Теперь я вам предложу еще одну фотокарточку. Из той же серии, – генерал достал из стола третий снимок, такой же, как и первые два, тускловатый, с размывами по краям, сделанный с неудобной точки, но вполне приемлемый: все, что надо было увидеть – можно было увидеть. На снимке по той же бетонной дорожке, ведущей от навязшего в зубах – скоро уже будет сниться– дома номер пятнадцать, шел угрюмый безлобый человек с низкой стрижкой и нес в руках что-то завернутое в плед. Что конкретно – не разобрать: то ли тючок дорогой материи, то ли персидский ковер, замотанный в плед, то ли пару бараньих ног для воскресного шашлыка. – Как вы думаете, что он несет?

– Во-первых, товарищ генерал, что это за мужчина? – поинтересовался Родин, по-школярски склонив голову набок.

– Шофер этой вот Шехерезады, – Зверев постучал пальцем по снимку, на котором была изображена красивая женщина. – А во-вторых?

– А во-вторых, кто эта Шехерезада?

– Вот это, господа, я вам сообщу позже. Чтобы вдохновения у вас побольше было. Ведь в нашем деле как: чем больше загадок – тем больше вдохновения. Итак, знаете, что несет этот драйвер первого класса? Родин!

– Стопку хорошо отутюженных простыней для бани.

– Не угадал. Волошин!

– Пачку антиправительственных газет, которые приготовился контрабандой отправить на Дальний Восток.

– Двойка, Волошин. Такие газеты сейчас можно свободно купить в России на каждом углу. Совершенно открыто. Без всякой контрабанды. Под пледом находится спящий ребенок. Костик Белозерцев. Это его шофер выносит из дома.

– А это – папаша! – Родин ткнул пальцем в мужчину, снятого на фоне «Пекина». – Сам Белозерцев.

– Так точно, это сам Белозерцев, – подтвердил генерал.

Родин вгляделся в лицо женщины – вначале на одном снимке, потом на другом, сравнил, на лбу у него образовалась лесенка морщин. Родину показалось, что он знаком с этой женщиной, но в следующий миг понял: нет, не знаком. Он откинулся назад, давая глазам возможность переключиться, потом наклонился снова.

– Ну и что, майор? – поинтересовался Зверев, улыбнулся одобряюще – ему нравилась цепкость Родина, майор вел себя, словно умный пес: если вонзит зубы во что-то, то ни за что не отпустит, пока не почувствует во рту вкуса крови. Хороший сыщик из майора может получиться. И возраст позволяет.

– Не пойму что-то, – пробормотал Родин озадаченно, – у меня такое впечатление, что я эту женщину где-то встречал. Но где конкретно – не могу вспомнить. Может, на экране телевизора? Вряд ли, я бы засек это намертво. Не знаю… Кто это, товарищ генерал?

– Позже, чуть позже, я еще сам не знаю. Для начала нам надо спасти ребенка, а уж потом – все остальное.

– Все группы готовы к действию, – Родин невольно вытянулся около стола, – хоть сейчас можем выезжать.

– Хорошо, – похвалил генерал, потом поморщился, словно раздавил зубами какой-то неувертливый твердый хрящик и причинил себе боль, – только время еще не наступило. Наступит время «Чэ» – поедете. Меня сейчас беспокоит другое: почему квартира Белозерцева вдруг стала мертвой? Никто из нее не выходит, никто в нее не входит, на звонки квартира не отвечает. Не случилось ли чего?

– А что может случиться, товарищ генерал? Это же Белозерцев! У него охрана, собственные пятнистые – очень тренированные мальчики.

– Кхе-кхе, случиться может всякое, не мне вам объяснять. И Белозерцев на квартиру носа не кажет. Ночевал он в офисе… Ладно, времени у нас еще немного есть. Проведем школьный опыт по влиянию электричества на организм лягушки. Зоологию в школе ведь изучали, господа офицеры?

– А как же! За семьдесят лет советской власти поколений двенадцать на этих опытах встало на ноги, все наблюдали, как дергается лягушачья лапка, когда в нее какой-нибудь парубок тыкал проводком батарейки.

– Все прошли, живодеры, – пробурчал генерал, pacкрыл телефонную книжку, провел по ней пальцем. – Белозерцев, Белозерцев… Где ты есть, старый друг Белозерцев? Ага! – произнес он торжествующе. Набрал семь нужных цифр. – Ну что, кхе-кхе, страдалец, как чувствуешь себя? В весе здорово потерял? – поинтересовался он жизнерадостным тоном. – Держись, брат Кукарекин, держись, иного пока посоветовать нельзя. Я хочу к тебе заглянуть. Стопка французского коньяка для гостя найдется? Только качественного, а не муры, произведенной в навозной бочке где-нибудь в деревне Диканьке, воспетой Николаем Васильевичем Гоголем. Ладно, еду. Сейчас сажусь на колеса и еду… Что? Никого с собой не брать? Я и не собирался кого-либо с собой брать, – он поднял голову, посмотрел на Родина, приподнял одно плечо, потом перевел взгляд на Волошина, приподнял друге плечо. – Готовь, кхе-кхе, посуду и бутерброды! – сказал Зверев на прощание и повесил трубку.

– Приятного аппетита, товарищ генерал! – не удержался от подковырки Родин.

– Язва! – генерал довольно похрюкал в кулак. – Один ноль, майор, в твою пользу. Ход за мной. Я, конечно, могу и не сдержать слова, и приехать туда не один, но поеду я к Белозерцеву один, – он задумчиво побарабанил пальцами по столу и со старческим кряхтением поднялся. – А вы, господа хорошие, будьте наготове и ждите меня. Могут быть всякие неожиданности.

21 сентября, четверг, 13 час. 30 мин.

Высторобец продолжал сидеть на чердаке – он уже привык к здешней пыли и захламленности, к узкому пространству, в котором обязательно возникает ощущение некой внутренней стиснутости, названной Высторобцем эффектом консервной банки, – он и с этим смирился, привык к двум серым мышам – постоянным обитателям чердака.

Мыши были существами серьезными, вначале пришел один, серый неулыбчивый гражданин, глава семейства, так сказать, потом появилась «вторая половина», некоторое время они приглядывались к новому постояльцу, что-то прикидывали, обсуждали про себя, затем, когда Высторобец угостил их кусочком хлебной мякоти, поспокойнели и смирились с присутствием человека на этом пыльном чердаке.

– Жить в мире и спокойствии – лучше, чем вести войну, – сказал мышам Высторобец, – так что будем уважать друг друга!

Он продолжал наблюдать за особняком «Белфаста», за перемещениями Белозерцева, за всем, что происходило, и особенно – за братьями Фомиными.

– Что же вы так скоро предали меня? – пробормотал он, увидев, как те примчались на машине, расстроенные, с плоскими от огорчения лицами, бегом понеслись к Белозерцеву докладывать, что Высторобца дома не нашли, ночью он в квартире не появлялся, диван, на котором он обычно спит, остался неразобранным, – сами это проверили, лично, – жена встревожена его исчезновением, коротает время в одиночестве, опухшая от слез. «Ну, жена может вам и не такое изобразить, это же великая актриса, – с грустью подумал Высторобец, – практика у нее имеется хорошая», вслух произнес: – Неужели вы забыли, как я вас нянчил, как оберегал от синяков и шишек, как натаскивал?