Капля яда. Бескрайнее зло. Смерть на склоне (сборник) - Джадсон Пентикост Филипс

Выше поднимаются те, кто действительно разбирается в прыжках, любуется красивыми моментами, зная, почему судьи принимают то или иное решение. Они оценивают энергичность старта, устойчивость лыжника при разгоне, положение тела, которое обеспечивает максимальную скорость, расчет точки отрыва и уверенность полета. Обращают внимание, как спортсмен держит лыжи – параллельно, кончики чуть приподняты, чтобы увеличить подъемную силу – как, не сгибая, наклоняет вперед корпус и прижимает руки к бокам. И наконец приземление: колени гасят силу удара, одна лыжа чуть впереди другой. Спортсмен несется к финишу и, чтобы не врезаться в толпу или в ограждение из соломы, выполняя «кристи», резко тормозит при повороте.

«Все, как в жизни», – подумал я. Большинству интересно, насколько далеко улетел спортсмен. Те, кто разбирается в прыжках, судят, как ему это удалось. Оценивают умение, с великим трудом приобретенную технику, способность идти на взвешенный риск.

Я протолкался в середину стоящей за соломенным ограждением толпы. Многие лица узнавал – встречал людей в баре, в приюте или на окрестных склонах. Кто-то мне небрежно кивнул, а я чувствовал, как растет напряжение внутри: где-то здесь, совсем рядом, мог оказаться тот смеющийся весельчак.

Из громкоговорителя на склоне прозвучала фамилия следующего спортсмена: «Номер тридцать два. Представитель лыжного клуба Аргайла Роберт Дауд. Первый зачетный прыжок».

– На тренировке он был великолепен, – бросил кто-то.

Тот молодой человек, который накануне вечером угостил в баре Джейн. Я взглянул на вышку трамплина: спортсмен замер, ожидая отмашки флага на старте. Бобби Дауд! В обычных обстоятельствах я мог представить его чувства. Он оценивал бы соответствие лыжной мази поверхности снега, температуру воздуха и направление ветра по положению зеленой веточки. Спортсмен совершил долгий подъем, замерзая, ждал своей очереди, и теперь у него от волнения в животе порхали бабочки. Мог ли он в этот миг забыть о светлой, трепетной, жизнерадостной девушке? Знакомство с ней, ее смех? Не переживал ли сейчас и у подножия холма бессмысленный ужас ее смерти?

Судья на старте дал отмашку. Сначала я увидел, как понеслась по разгонной дорожке фигурка лыжника, и лишь затем долетел сигнал горниста. Наверху свистел рвущий одежду лыжника ветер, но внизу этого не слышали. Прыгун на мгновение скрылся из виду. И вот – он уже взмыл в воздух: наклонился вперед, лыжи приподняты, летит, как стрела, выпуклая часть уклона уже осталась позади. Несется к нам, словно огромная бескрылая птица. Стук лыж о землю в момент идеального приземления. Спортсмен еще продолжает скользить, а судьи уже отмечают точку его касания с землей. Передают по телефону наверх длину прыжка. Дауд боком тормозит и останавливается в десяти футах от того места, где стою я.

Гром аплодисментов. Дауд наклоняется, расстегивает крепления и снимает лыжи.

– Потрясающе, Бобби! – кричат из толпы.

Друзья бегут поздравить с успехом. Дауд, улыбаясь, сдвигает очки на лоб. Натыкается на меня взглядом, и его улыбка меркнет. Он кладет лыжи на плечо, обходит ограждение и жестом подзывает меня.

– Мы не знакомы, мистер Трэнтер, но мне известно, кто вы такой.

– Отличный прыжок, – хвалю я.

Нас прерывает голос из громкоговорителя: «Оценка номера тридцать два, представителя лыжного клуба Аргайла Роберта Дауда – восемнадцать очков!»

Толпа взрывается овациями. Максимальный балл – двадцать. Но достигнуть его никому никогда не удавалось. Восемнадцать очков – прекрасный результат.

– Еще один такой же прыжок, и приз ваш, – сказал я.

Он будто меня не услышал.

– Есть новости?

– Никаких.

– Не могу поверить. – Он покачал головой. – Такая милая девушка. Не могу избавиться от чувства, что я тоже виноват в ее смерти.

– Почему?

– Эти чертовы соревнования так много для меня значили. Я угостил ее в баре и, как придурок, отправился спать. Если бы я с ней остался…

– Вы бы все равно не пробыли так долго. Трагедия произошла около трех часов ночи.

Дауд посмотрел на вершину холма.

– Мне надо подниматься для второго прыжка. Могу я чем-нибудь помочь?

– Слушайте, о чем говорят, – попросил я. – Не рассмеется ли кто-нибудь так, что похолодеет кровь.

Дауд колебался:

– У меня такое ощущение, что ключ к разгадке – другая девушка. А Джейн ни при чем и просто случайно попала под руку. Если бы выяснить, что затевала Марта, это бы сэкономило много усилий.

– Есть соображения?

Дауд снова замялся:

– Хозяева такого заведения, как «Дарлбрук», не станут распространяться о своих гостях. Не знаю, что Макс сообщил полиции, но уверен в одном: от этого человека ничего не ускользает. Подозреваю, он мог бы дать подробный отчет, что собой представляла Марта Тауэрс. Понимаю, ему никого не хочется впутывать, но таить информацию тоже нельзя. Убийца может опять нанести удар – не здесь, так где-нибудь в другом месте.

– Справедливо, – кивнул я.

Он направился к подъемнику, чтобы вернуться к вершине трамплина и в обогреваемой хижине ждать, когда наступит очередь совершить вторую попытку. Я подумал, что он прав насчет Макса.

Хозяин приюта намекнул, какой была Марта Тауэрс, однако не назвал ни одного имени. Они с Хеддой беспокоились, чем трагические события обернутся для их бизнеса. Развязать язык значило бы показать клиентам, что они замечают и запоминают больше, чем тем хотелось бы. Их скромность – важное условие их дела – будет поставлена под сомнение.

Я стал высматривать Питера – его нигде не было. Протолкался к другому краю толпы – безрезультатно. Он как будто испарился.

В нескольких ярдах от конца спуска стояла палатка, где продавали кофе. Я начал замерзать и направился к ней. Вокруг толпились люди с хот-догами и картонными стаканчиками. Пришлось отстоять очередь. Кофе разливал Джек Кили – тот самый, что дежурил ночью. Подавая мне стаканчик, он улыбнулся.

– Ничего на холме не происходит?

– Пока ничего не заметно, – ответил я.

Он отвернулся и стал обслуживать следующего клиента, а я переместился к концу стойки. И вдруг обнаружил, что стою рядом с Лорой Причард. Двумя руками в варежках она держала картонную чашку с кофе так, словно это был стакан с виски. Девушка успела сменить городское платье на свободные брюки, сапоги, серое каракулевое пальто и казачью шапку. Бледная и напряженная, она из-под темных очков разглядывала окружающих ее людей.

Я поставил стакан и протянул ей пачку.

– Хотите сигарету?

Лора удивленно посмотрела на меня:

– Ах, это вы, мистер Трэнтер. Да, спасибо. – Она тоже поставила кофе на стойку и сняла варежку. Я щелкнул зажигалкой, и она глубоко, почти жадно затянулась. – Я должна извиниться перед вами.