Реверанс со скальпелем в руке - Тамара Шатохина

Секунды смотрел на Шонию, потом медленно спросил, меняясь лицом:

- Маша…? Что?

- Нормально, пришла в себя, - быстро снял куртку и ботинки Георгий и прошел мимо него в спальню. Оглянулся вокруг – теперь здесь было чисто, полный порядок. Мотнув головой, открыл шкаф.

- Ты что делаешь? – наконец отозвался от двери Сергей, - ворвался…

- Реабилитация, восстановление… - цедил сквозь зубы Шония, - не меньше нескольких месяцев Маня проведет в реабилитационном центре, нужна одежда. Тащи сумки, чемоданы… что тут есть?

- Сейчас, - дернулся Сергей и скрылся с вида.

А Шония стал быстро вытаскивать из шкафа всё женское – всё, что попадалось под руку, всё, что увидел. Кажется, бывший решительно настроен вернуться, уже забил шкаф своей одеждой.

Когда абсолютно вся одежда и личные вещи были собраны… Сумок не хватило, зимнее было объемным и Георгий стал увязывать его в простынь.

- Куда ты всё тащишь? - только сейчас заподозрил неладное Сергей, - зачем ей зимняя куртка? Расскажи про Машу. Как она там, когда к ней пустят?

- Карантин – что не ясно? Новая хрень ходит… сиди тихо – жди тут. И это… снести вниз помоги, в машину уложим. Я отвезу.

Укладывая вещи в машину, Сергей увидел цветы. Разогнулся, внимательно глядя на Шонию.

- Цветы – кому?

- Женщине. Глупый вопрос. По Маше звони в отделение, её скоро переведут в интенсивную. Всё! – захлопнул он дверку, - спасибо за помощь. Бывай.

Ехал домой. Вначале хотел завезти Маше халатик, тапочки, что-то из белья, цветы само собой. Сейчас же…

От подъезда позвонил сыновьям:

- Спуститесь, мужики, помощь нужна.

Стоял возле машины, всей грудью дышал весной… Ранняя, она лезла в глаза светлой зеленоватой дымкой над деревьями, в нос – запахом первых липких почек, в уши – тиньканьем какой-то неугомонной птички.

- Спать пора, дурная, - посоветовал ей мужчина, улыбаясь. А потом из подъезда выскочили мальчишки.

- Выгружаемся. Сразу говорю – это вещи Маши, у нас они временно, дальше будет решать она сама. Но там такое дело… её бывший оккупировал квартиру. Ей нервотрёпка противопоказана и вообще…

Наблюдал, как мальчишки безо всякой охоты тащат вещи, переглядываются… Ладно. Будет день, будет пища. Маша вышла и вышла неплохо… это главное.

*** Франсуа, сынок.

Глава 34

Голоса спокойные, деловитые… звук такой, будто я уже не на склоне горы, а где-то в помещении… Дешам?! Кричал он - испугался, что я упала. Голова болит… висок этот. Говорить получается только шепотом. Что с голосом? И горло болит, першит, саднит. Люди… будто тени перед глазами… нужно успокоить.

- Deschamps, зa va*, - хриплю еле слышно.

- Маша, ты меня слышишь? Закрой глаза, пошевели пальчиками. Н-ну… не всё сразу. Назавтра – специальное, Санна… Маша, слышишь меня? О как! Ты молодец, девочка… вышли по первому варианту. Надежда Санна, ну – хотя бы предварительно?

- Пробуждение самостоятельное, четкая локализация по видам модальностей, а степень сохранности ощущений мы еще выясним. Отсутствие действий в ответ на инструкцию – плохо, но тут смущает её французский. Посмотрим. Завтра подробное аппаратное обследование, и согласна - специальное нейропсихологическое. А дальше по шкале… и согласно результатам. Сами понимаете - с такими сроками выйти по первому варианту – огромное везение и хорошо сделанная работа. Но потери обязательно будут. Что именно? Не берусь пока… - женский голос шелестит тихо и ровно… Женщина не нервничает, не переживает, она просто делает свою работу. Знакомое состояние и слова тоже, но сам смысл их ускользает. Её лицо приближается - круглое, доброе… А где Дешам? Потихоньку, будто из немыслимой глубины всплывают догадки, копошатся какие-то мысли и сразу же уплывают… хочется спать.

- Je vais dormir,** - получается тихо-тихо.

- Поставьте для неё тихую музыку, спокойную классику.

Это я понимаю… согласна… спать.

***

- Машенька, вы очень хорошо справились. Поверьте мне, как специалисту. Ну, а то, что многого не помните… где-то в отделах памяти нарушены нейронные связи. Мы с вами постараемся наладить их, создать новую цепочку. Но глубокой амнезии нет, хорошая устойчивость внимания... а почему вы не хотите общаться с психологом? – мягко и убедительно говорит женщина средних лет, которую я будто бы должна знать.

Но вспомнить не получается, так… что-то смутно. Хочется о многом спросить, многое выяснить и говорить о том, что сейчас болит мне сильнее всего. Но внутри будто оцепенение, неверие, спасительный заслон! Нельзя даже думать – сорвусь, да просто сойду с ума, потому что ничего не понимаю… ничего. То, что здесь и сейчас происходит… я отказываюсь в это верить и по большей части молчу - нельзя… страшно. Страшно до перебоев сердца – стоит только углубиться мыслями, попытаться хоть как-то вникнуть, осознать! Врачами это воспринимается, как одно из последствий. Чего? Комы. Я просто была в коме… Хоть бы скорее он пришел – жду я Шонию, как спасение. С ним хоть как-то цепляюсь сознанием за действительность, его я никогда не забывала – помнила все эти годы.

- А Шония…? – снова спрашиваю я.

- Он не может находиться при вас неотлучно, Машенька. Работает… Но как я вас понимаю! Удивительный мужчина.

- Да… он - от Бога. Я подожду.

Не хочу верить, что жизнь во Франции была продуктом больного воображения, коматозным сном. Но и мне никто не поверит, что она была на самом деле – это понятно. А больше говорить не о чем – у меня больше ничего нет. И, кроме того, что сама речь замедлена, плохо слушается язык. Непонятно, как объяснить еще и то, что мне приходится подбирать слова перевода – думаю я на французском. Расхожие фразы даются легко, а вот подробно, правильно выразить мысль просто невероятно сложно – я не справляюсь с речевыми оборотами, путаюсь, умолкаю…

Меня успокаивают, объяснив, что все дело в скорости передачи нейронных сигналов – где-то нарушена или просто прорежена цепочка, и что всё у нас – лучше некуда, потому что я слышу, вижу и ясно мыслю. Даже самостоятельно передвигаюсь, хотя и медленно. ЛФК, упражнения по восстановлению речи и мелкой моторики, массаж и щадящая диета – всё тут для меня, все, чтобы вернуть к полноценной жизни. Мне её твердо обещают.

А я живу в чужом, незнакомом, враждебном мире. Беспокоит не собственное состояние… нет, мучает только одно – как там без меня Франсуа?! И за Дешама страшно – он