Стертые буквы - Елена Первушина

Она понимала, что напугало девушек. У Болотных Людей не принято было ни петь в одиночку, ни играть в пьесах одним людям без кукол. А все, что не было принято, было строжайше запрещено. Новшества дозволялись только самринас, собственно самринас и были нужны для того, чтобы вносить в жизнь разнообразие. Но если простой человек, не самринас, пытался уклониться от обычного предписанного веками образа жизни, судьба его была незавидной. Это доказывали истории Нишана и возлюбленного Рависсы. Соплеменники не причинили им никакого зла и даже не думали наказывать их за «непохожесть». Но само по себе молчаливое осуждение и брезгливое непонимание убивали ничуть не хуже отравленной стрелы. Человека либо выдавливали из родной семьи, как Нишана, либо он сам пытался перекроить себя на старый лад, отдать плесени и забвению то, что составляло для него смысл жизни. Это было тяжело для мужчины, но втрое тяжелее для женщины, потому что она из-за своей способности терять кровь, не умирая, забирать у мужчины силу и выращивать в себе новую жизнь, и так всегда под подозрением.

Пока что Аркассе кажется, что она сумеет спрятать зародившийся в ней огонь под спудом, убедить себя, что это невинная шалость, и ее танцы годятся лишь на то, чтобы развлекать сестренку и коз. Но Ксанта уже знала, что ничего не выйдет. Она умела различать талант и знала его повадку: либо ты выпускаешь его наружу, либо он съедает тебя изнутри. Не это ли просил ее увидеть Андрет (а точнее, та часть ее души, что отдана была Андрету) во сне?

И снова, как и в Хамарне, Ксанта спросила себя и свою богиню, должна ли она попытаться построить здесь храм наподобие тех, что оставила в Ставре, Кларетте и Венетте. Или она только пообещает здешним женщинам то, чего не сможет им дать? Ответа, как всегда, не было. Ксанта досадливо покачала головой и вернулась к оставленной корзине, пообещав себе, что при первом же случае поговорит обо всем по душам с Рависсой.

Но случай представился нескоро. Когда Ксанта вернулась домой, Рависса была уже здорова и очень деятельна: она собирала вещи. Больше того, она срочно вызвала Дреки и Керви и велела им сматывать сети и готовить их общую лодку к отплытию. Мужчины так ничего и не поняли, но почли за лучшее повиноваться.

— Мам, ты спроси у нее, что происходит? Будто белены объелась! — напутствовал Ксанту Дреки.

Ксанта тоже была встревожена, проходя о поселку, она успела заметить, что не на одну Рависсу нынче что-то нашло. Во всех дворах царила та же суматоха: срочно увязывали тюки, спускали на воду только что выставленные на просушку лодки.

— Куда мы едем? — спросила Ксанта Рависсу, помогая ей укладывать посуду.

— Возвращаемся в лес, — коротко ответила та.

— Как, сейчас? Я думала, мы до осени с места не сдвинемся.

— Надо спешить. Слышала, как ночью собаки выли? Я сегодня стала свинью кормить, а она не ест. У соседок спросила — у них то же. Да и черепаха твоя нынче целый день из-под кровати не вылезала. Похоже, что-то сюда идет.

— Что?

— Откуда мне знать? Мы пока на холмы поднимемся, посмотрим, что будет. Если стороной обойдет, обратно на болота вернемся. А если нет, придется в зимние дома возвращаться. Что тут поделаешь?

Сборы затянулись — нужно было упаковать все запасы. Ночью собаки снова устроили концерт, но никому не помешали, так как никто и не ложился. Еще до рассвета тяжело груженая лодка, в которой сидели Рависса, Ксанта, Керви, Дреки, Гесихия и свинья, отчалила от пристани и присоединилась к каравану других лодок, державших путь на север, прямо на встающий из-за леса кончик Меча Шелама. Воспользовавшись случаем, Ксанта спросила Рависсу, как называют его на болотах, и получила ответ:

— На болотах никак не называют, нельзя. А как его в лесу называют, я тебе потом расскажу, когда мы там будем.

Наступило ясное, улыбчивое летнее утро, казалось, болотам не было дела до людской тревоги. И все же вскоре Ксанта поняла, что это не так — птицы не сидели на гнездах, с пронзительными отчаянными криками они кружились в воздухе, словно боясь опуститься обратно на щедро нагретую солнцем землю. Гребцы, что было сил, налегали на весла, свинья покорно лежала на дне лодки и вздрагивала всей шкурой. Впрочем, возможно, ей просто не нравились водные прогулки. На всякий случай Ксанта заглянула в корзинку, но у Гесихии был привычно-невозмутимый вид.

К вечеру появились первые признаки надвигающегося ненастья. Солнце садилось в плотную полосу туч на горизонте, оттуда доносились первые резкие порывы ветра. К гряде поросших лесом холмов причалили уже в темноте. Мужчины взяли на спины огромные тюки с грузом, продели весла в кожаные петли на бортах лодок, которые Ксанта принимала за дополнительные уключины, и подняли лодки на плечи. Женщины тоже несли тюки, дети — факелы, прикрывая их от ветра полами одежды. Холмы оказались довольно крутыми, и Ксанте даже без поклажи ни за что было бы не одолеть их в темноте, если бы Керви и Дреки не поддерживали и не страховали ее. Сначала жрице казалось, что они бредут просто так во тьме наугад, потом она заметила, что дети отыскивают на стволах деревьев заплывшие зарубки — знаки, оставленные теми, кто прошел здесь раньше, возможно, много лет назад. При этом ребятишки успевали подбадривать пинками напуганных свиней и тащить за рога упирающихся коз. Ветер все усиливался, полил косой дождь, и вскоре Ксанта скинула башмаки — они скользили на мокрой траве. Потом ее примеру последовали Керви и Дреки. Наконец, перевалив через хребет очередного холма, люди спустились в долину и обнаружили там длинную и пологую насыпь, в глубину которой вел узкий темный лаз. Лодки оставили снаружи, тюки понесли внутрь.

Сначала Ксанта подумала, что это естественная пещера, но спустившись по трем широким земляным ступеням, поняла, что стоит в полуземлянке, стены которой укреплены деревянным каркасом и переплетенным прутьями. Дерево было местами поедено жучком, а вот прутья казались совсем молодыми — видимо, это жилище построили давно, но подновляли не позже этой весны. Землянка была большая, но и народу в нее набилось немало, так что сесть удалось всем, а вот лечь — уже нет. Один из мужчин проверил дымоход, в очаге развели огонь и прежде всего пустили к нему детей. Подбитый дождем дым стелился по земле, но никто не роптал. Дети согрелись, матери накормили их тюленьим сыром и вчерашними лепешками. Расстелили одеяла, и малыши, сытые и довольные, быстро уснули, а старшие еще долго перешептывались. Нынешнее путешествие наперегонки с непогодой ничуть не напугало их, наоборот они были ужасно рады неожиданному приключению. Взрослые по очереди подходили к огню, просушивая одежду. Свиньи, козы и собаки также были допущены под крышу, что, конечно, увеличивало тесноту и не способствовало чистоте воздуха, зато звери согревали и малышей, и старших своими телами. А за стенами землянки, судя по всему, бушевала нешуточная буря. Ксанта слышала, как воет ветер, скрипят деревья и боялась думать, что будет, если одно из них рухнет на крышу их убежища. Но еще страшнее был непонятный басовитый гул идущий откуда-то снизу, будто из-под земли. Впрочем, бояться не понятно чего было глупо, тем более что все вокруг больше не выказывали никаких признаков тревоги. И заметив, что Рависса уже спит, Ксанта пожелала Дреки спокойной ночи и принялась устраиваться на ночлег.