Парижане и провинциалы - Александр Дюма

В это время Камилла, у которой не было такого ружейного футляра, а следовательно, ей и не надо было прижимать его к груди, обняла крестного и спросила:

— Как чувствует себя Анри?

— Великолепно. Он обожает тебя, но дал клятву, что не произнесет ни слова любви, и я предупреждаю тебя, что он ее сдержит.

— Но я такой клятвы не давала, — прошептала Камилла.

— Что такое? — сказал г-н Пелюш.

— Ничего, — ответила Камилла. — Я сказала крестному, что очень счастлива увидеть его вновь.

— Должен ли я достать мое ружье из футляра? — спросил г-н Пелюш.

— Для чего?

— На тот случай, если, как и в первый мой приезд, на дорогу выскочит косуля.

— Мы найдем достаточно косуль в заповеднике Вути, — промолвил Мадлен, — поэтому оставим в покое тех, что принадлежат государству.

— Кстати, а как этот негодник Фигаро? — спросил г-н Пелюш, увидев на пороге гостиницы хозяина, продавшего ему собаку.

— Фигаро бесподобен, — отвечал Мадлен. — Я буду неблагодарным человеком, если он не станет есть мясо три раза в день и не получит золотой ошейник и серебряную конуру.

— Ну вот, тебе осталось только обожествить эту собаку, — сказал г-н Пелюш, устраиваясь в глубине повозки. — По правде говоря, ты ни в чем не знаешь меры.

Мадлен ничего не ответил; он посадил Камиллу слева, сам сел с правой стороны, взял кнут и слегка прошелся им по спине великолепной лошади, пустив ее крупной рысью.

Не прошло и получаса, как они перевалили через вершину второй горы Данплё и стали спускаться к ферме Мадлена.

— Но где же ты разместишь всех гостей? — спросил г-н Пелюш. — Ведь я полагаю, что в этот раз, именно потому что ты разорился, их будет гораздо больше, чем в прошлом году?

— Дорогой Пелюш, — ответил ему Мадлен, — от твоей проницательности мне иногда становится страшно за тех, кто хотел бы что-то скрыть от тебя. Да, у меня соберется еще больше людей, чем в прошлом году, потому что, именно когда ты беден, следует обзаводиться друзьями, но пусть тебя не волнует вопрос, где ты будешь жить. Замок был предоставлен в мое распоряжение его нынешним владельцем, и ты сохранишь за собой свою прежнюю комнату, если только не предпочтешь ей какую-нибудь другую, и в этом случае тебе будет предоставлено право выбора. Что касается Камиллы, то, полагаю, она не захочет изменить своей комнатке.

— О нет, крестный! — вскричала Камилла, из писем Анри зная, что эта комната стала ее собственной.

— Но мне кажется, — заметил г-н Пелюш, — что если господин Анри живет с тобой, то место Камиллы рядом с ее отцом, и в этом случае она должна жить со мной в замке.

— Камилла остановится вместе с тобой в замке, если ты на этом настаиваешь; но вот уже полгода, как Анри живет в охотничьем домике, оттуда ему удобнее наблюдать за работами.

— Какими работами? — спросил г-н Пелюш.

— За трудом нескольких рабочих, которых мы наняли. Отвечая на вопросы г-на Пелюша, Мадлен въехал во двор фермы, выпрыгнул из коляски на землю, предложил Камилле руку, помогая ей спуститься, и сделал то же самое для своего друга.

— Но, — сказал г-н Пелюш, — я полагал, что моя комната находится в замке, а не на ферме?

— Действительно, она в замке, — отвечал Мадлен, — но, поскольку мы ужинаем на ферме, я подумал, что ты отправишься к себе лишь после ужина. А пока ты можешь воспользоваться моей комнатой, чтобы заняться своим туалетом, если находишь это нужным.

В это время в разговор вмешался новый персонаж. Это был г-н Фигаро. Лениво развалившись перед очагом на кухне, пес услышал голос Мадлена и прибежал, чтобы сказать ему: «Добро пожаловать!»

Мадлен так горячо отвечал на его ласки, что г-н Пелюш, увидев, как его друг целует собаку в морду, почувствовал, что его человеческое достоинство задето, и не мог удержаться, чтобы не съязвить:

— Ты не прав, Кассий, что так фамильярничаешь с животным, в конце концов всего лишь собакой; одна из причин презрения, которое арабы испытывают к нам, как раз и состоит в том, что мы позволяем себе ласкать и даже целовать этих четвероногих. Посмотри, я не поступился своим достоинством ради него, и он даже не смотрит в мою сторону, хотя я такой же хозяин для него, как и ты.

— Это потому, что он злопамятнее Иосифа, — смеясь, произнес Мадлен. — Но ты видишь, он признал Камиллу.

И в самом деле, не удостоив г-на Пелюша даже взглядом, Фигаро приберег для Камиллы самое влюбленное свое ворчание и самые преданные повиливания хвоста.

Камилла, заботясь о мнении арабов не больше, чем ее крестный отец, и забыв нападки Фигаро на Блиду, к великому возмущению г-на Пелюша, вознаградила Фигаро за его ласки.

В эти минуты в воротах показался молодой человек в панталонах из тика и блузе из серого полотна, его длинные черные локоны выбивались из-под фуражки из такого же серого полотна, как и его блуза; в руках он держал линейку, к отвороту его блузы была приколота лента Почетного легиона.

— Господин Анри! — воскликнула Камилла, не в силах сдержать возглас одновременно радости и удивления.

— Господин Анри! — повторил г-н Пелюш. — Господин Анри, одетый таким образом! Молодой человек, занимающий место с жалованьем в шесть тысяч франков!

— В двенадцать тысяч, мой дорогой Анатоль. Со времени моего последнего визита к тебе в Париж его хозяин удвоил ставку.

Обнажив голову, Анри грациозно приблизился к крестному, с улыбкой протягивая ему руку, затем приветствовал Камиллу и г-на Пелюша с изяществом, резко контрастирующим с его нарядом.

— Дорогой крестный, — сказал он. — Я и не подозревал, что застану вас в подобном обществе, которое, я уверен, вы покинете с большим сожалением, пусть даже всего и на мгновение. Но сегодня суббота, день выдачи жалованья; вы обещали дать рабочим вознаграждение; к тому же из Парижа пришли два или три письма настолько важных, что я хотел бы незамедлительно ознакомить вас с ними.

— Дорогая Камилла, — сказал Мадлен, — твой отец сказал бы тебе: «Дела прежде всего». Поднимайся в свою комнату, дорогу ты знаешь, а я провожу твоего отца в мою спальню.

Затем он добавил, повернувшись к молодому человеку:

— Анри, ты найдешь меня в моем кабинете, куда войдешь через дверь с лестницы и откуда выйдешь тем же путем, чтобы не беспокоить моего друга Пелюша… Ступай, Камилла, идем, Анатоль.

Камилла сделала Анри грациозный реверанс, на который тот ответил почтительным поклоном. Господин Пелюш, собираясь последовать за своим другом и Камиллой, соблаговолил в знак приветствия поднести руку к своей фетровой шляпе, Анри, оставшись один, спросил:

— Когда я могу подняться к вам, дорогой Мадлен?

— Через пять минут, — ответил тот. — Этого мне хватит, чтобы устроить Анатоля в его комнате.